Люциус качает головой.
— Мне так жаль, — одними губами шепчу я.
— Это не твоя вина, — шепчет он в ответ.
И я не верю ему. Не думаю, что он сам себе верит. Но он знает, что уже слишком поздно что-то менять. Он выглядит смирившимся. Сделанного не воротишь, кому как не ему это знать.
Мое внимание отвлекает Волдеморт: подняв палочку, он направляется ко мне.
— Это был последний раз, когда мы разговаривали, не так ли? — ему не нужен ответ. — Тогда ты не ответила прямо ни на один вопрос, связанный с Люциусом. Ты отвечала так осторожно, так продуманно. Тебе все могло сойти с рук, если бы не эта грубая ошибка.
Повисает пауза.
— Мне нужны ответы, Гермиона, — лаконично бросает он. — И на этот раз я их получу.
Кожа Люциуса становится белее мела.
— Смотри на меня, а не на него, — приказывает Волдеморт.
Машинально поворачиваюсь к нему, и тут же жалею об этом — он направляет на меня палочку.
— Я хочу всю историю, от начала и до конца. Легилименс!
Заклинание, от которого я не знаю, как защититься, овладевает мной, проникает в мысли, выставляя напоказ самые сокровенные воспоминания и тайны моей души…
…вот я прячусь под раковиной в туалете для девочек, пока Рон и Гарри сражаются с троллем…
…недавно научившаяся ходить малышка смотрит на меня из зеркала, ее кудри сплетены в тугие косички и перевязаны красной лентой…
…крики, слезы, кровь. Люциус бьет меня кулаком в лицо, и в тот же миг его отбрасывает назад силой, кипящей в моих венах…
Рон целует меня. Боже, наконец-то он… но тут дверь резко распахивается, и на пороге появляется Люциус. Господи, почему он никак не оставит меня в покое…
…рука, ласкающая меня, и горячий шепот: «Неужели это так плохо — касаться тебя?»
…огромная змея с ярко-желтыми глазами следует за мной по коридору, но сейчас не время, я должна рассказать Гарри про трубы…
— Ты моя. Навсегда. И больше ничья.
…Рон опять просит меня сделать его домашнее задание. — Я люблю тебя, Гермиона, — и я заливаюсь краской. Интересно, он заметил?..
…он бросает меня. Нет. Не сметь! Я же умру без него. Он уходит…
Я не могу быть беременной. Это невозможно. Меня опять тошнит…
…я порезала палец, ох, сколько же крови, и так больно… но папа целует мой пальчик и говорит, что я хорошая девочка и не должна плакать…
— Конечно же, я выучила все наши учебники наизусть. Я думаю, этого достаточно…
— Я люблю тебя, Люциус. Я ненавижу тебя всем сердцем, но господь свидетель… я люблю тебя… я… я не могу… не знаю, почему, но я так тебя люблю…
— Я причинил тебе столько боли. Прости меня. Я… я не хотел…
Заклятие в мгновение ока отпускает мой разум.
И тут же возникает чувство, словно меня затопила огромная ледяная волна, на несколько секунд перекрыв все звуки.
Сижу на полу на коленях, едва дыша. Мелькающие картинки прожитой жизни — слишком изматывающее зрелище.
— Мне следовало сделать это раньше, вместо того чтобы использовать Веритасерум, — голос Волдеморта слышится мне будто издалека. — Тогда я смог бы выяснить гораздо больше.
Не успев взять себя в руки, замечаю, как сквозь прутья решетки ко мне тянутся длинные пальцы.
Машинально отступаю назад, пока не упираюсь спиной в каменную стену. Но даже теперь он все еще может дотянуться до меня… коснуться…
Смотрю на него, съежившись под его взглядом.
— И вот к чему это привело, — его безгубый рот растягивается в подобие улыбки. — Знаешь, мне не совсем понятно, почему ты решила оставить это… эту мерзость жить и расти в тебе? Ты могла бы выжить, если бы не это.
Его костлявые пальцы впиваются мне в живот.
Пытаюсь вывернуться, но отступать уже некуда.
Бросаю взгляд на Люциуса: он наблюдает за действиями Волдеморта, сжимая и разжимая кулаки.
— Полукровка-Малфой, — пальцы Темного Лорда сильнее впиваются в меня. — Вот это парадокс.
От ощущения, будто он наткнулся на что-то внутри меня, тошнит и кружится голова. Не хочу, чтобы он касался моего ребенка… эта мразь не имеет права его касаться… это неправильно…
— Убери от нее руки!
Это не Люциус. Рон.
Улыбаясь, Волдеморт убирает от меня руку. Слава богу!
С улыбкой он смотрит на тяжело дышащего Рона.
— О, Рональд Уизли, — насмешливо приветствует он. — Признаться, я почти забыл, что ты тоже здесь. Но, — он недобро улыбается, — ты уже должен был привыкнуть. В конце концов, не ты ли в этой истории остался за бортом?