Рон моментально краснеет, глаза яростно сверкают. Мне становится до боли обидно за него.
Волдеморт тихонько посмеивается.
— Я знаю, о чем ты думаешь, — обманчиво елейным голосом продолжает он. — Ты полюбил ее первым, задолго до того, как Люциус Малфой узнал о существовании Гермионы Грэйнджер. Ты влюбился в нее в тот момент, когда она указала тебе на грязный нос в купе Хогвартс-экспресса.
Рон еще пуще заливается краской от столь наглого вмешательства в его разум, но Волдеморт притворяется, что не замечает.
— Скажи мне, Рональд, ты хотел бы увидеть его агонию? — подобно змею-искусителю соблазняет он. — Хотел бы, чтобы человек, отнявший у тебя любовь всей твоей жизни, сгорал от невыносимой боли?
Тяжело сглатываю, переводя взгляд с Рона, который глубоко дышит, глядя на Волдеморта, на Люциуса, который не отрывает от меня глаз.
— Ответь, — требует этот ублюдок, — и ответь честно. Ты осудил бы меня, если бы я стал пытать его? Если бы применил к нему Круциатус, прямо здесь и сейчас? Ты захотел бы сказать мне «спасибо», несмотря даже на то, что его крики разбили бы ей сердце?
Повисает пауза, Рон не мигая смотрит на Волдеморта, но молчит.
— Ну и? — поторапливает Волдеморт.
Рон все еще молчит.
И тогда Темный Лорд поворачивается к Люциусу и направляет на него палочку.
— Круцио!
Люциус скрючивается на полу, выгибаясь и изворачиваясь. И он кричит. Дико, нечеловечески. Кровь приливает к лицу, делая его почти кроваво-красным…
Мне трудно дышать. Я не могу думать ни о чем, кроме того, что меня вот-вот стошнит от нереальности происходящего. Господи…
— ПРЕКРАТИТЕ! — я даже не успеваю как следует обдумать последствия. У меня просто вырывается.
Волдеморт взмахивает палочкой, и крики прекращаются.
Смаргиваю набежавшие слезы.
Люциус поднимает голову и смотрит прямо на меня. Только на меня. Его глаза похожи на два мертвых камня, а из угла рта стекает капля крови.
— Мне так жаль, — одними губами произношу я.
И это странно. Я не знаю, почему мне жаль его. Он испытал лишь десятую долю того, через что не раз проходила я по его вине.
Но мне жаль. Я убиваю его. И одно я знаю наверняка: он предпочтет умереть сам, чем убьет меня.
Он кивает, соглашаясь с любым моим решением.
Перевожу взгляд на Рона: он смотрит в пол, а не на меня, напряженно сжав губы и не двигаясь.
— Вот что я тебе скажу, — обращается Волдеморт к Люциусу. — Никогда не думал, что ты можешь опуститься до уровня Долохова.
Кровь в жилах в одно мгновение превращается в лед.
Люциус поднимает взгляд на своего повелителя.
— Ты говорил, что презираешь его. Хотя, кто не презирал? Ему нравились магглы. Он не пропускал ни одной юбки, вот и этот экземпляр он тоже не обошел вниманием, — он кивает в мою сторону и запускает в Люциуса режущим заклятием: на его щеке тотчас же появляется свежий порез.
Люциус шипит от боли, но ничего не говорит.
— Что ж, получается, ты совсем как Антонин? Не в состоянии совладать со своими низменными желаниями?
Взмахнув палочкой, он посылает зеленый луч заклятия в Люциуса, и тот кричит, заламывая руки и выгибаясь на полу. А затем заклятие спадает.
— У тебя так мало выдержки? — презрительно бросает Волдеморт.
Люциус сплевывает сгусток крови.
— Могу вас заверить: выдержки у меня побольше, чем у него, — отвечает он.
Волдеморт обнажает зубы в подобии улыбки.
— Но ему, в конце концов, удалось держаться подальше от нее, — он небрежно машет в мою сторону. — А вот ты… не смог, да? По крайней мере, в Антонине осталась капля порядочности, некое понимание, что значит обязанность…
— Черта с два! — все поворачиваются ко мне, но меня несет на волнах безудержной ярости. — Порядочность? У Долохова? Боже, если бы вы только знали… Да я всегда была настороже, прислушивалась, не он ли там, за дверью, пришел ко мне под покровом ночи! Одному богу известно, что он мог сделать, если бы не…
Язык мой — враг мой.
Нет. Господи, ну что я за тупица?!
Волдеморт с любопытством смотрит на меня.
— Если бы не что? — переспрашивает он.
С ужасом смотрю на него, пытаясь придумать выход из тупиковой ситуации.
— Прошу, мой лорд, не наказывайте ее за глупость, — произносит Люциус, посылая мне туманный взгляд.
— В смысле? — бросает Волдеморт.
— Месяцы заключения сказались на ее разуме, вот и все, — ровно отвечает Люциус. — Иногда она говорит вещи, смысла которых не понимает. Не думаю, что она осознает, что говорит…
Это звучит неубедительно, но, думаю, попытаться стоило.
— Нет, — глядя на меня тянет Волдеморт, — не принижай ее способностей. Она исключительно умна для своего возраста. Ты сам неоднократно говорил мне это, разве не так?