Улыбаясь, Эйвери обращается к Люциусу.
— Какие изысканные манеры. Ты, должно быть, гордишься сыном, Люциус.
На лице Люциуса играют желваки. Если бы он не сидел в клетке, то, наверное, разорвал бы Эйвери глотку голыми руками.
— Не волнуйся, — продолжает тот. — Уверен, его тетя хорошо о нем позаботится. У них особые отношения, не так ли? Она очень… любит его. Просто обожает.
Меня сейчас стошнит. Это… нет, я не хочу это представлять.
Люциус глубоко дышит.
— Одно только мое состояние оценивается в два миллиона галлеонов, — произносит он. — Оно твое, если дашь нам уйти.
Эйвери будто бы жалеет нас, что ли…
— Ох, Люциус. Все деньги мира не спасут меня от гнева Темного Лорда, уж тебе ли не знать.
Внезапно до меня доходит ужасная истина его слов — нет ничего дороже жизни. Даже Эйвери, ярый идеолог, понимает это.
Кто-то должен был напомнить нам с Люциусом об этом: мы бы сэкономили кучу времени и сил.
Пару секунд Люциус смотрит на Эйвери, а затем выпрямляется и, глядя тому прямо в глаза, четко произносит:
— Встретимся в аду, Эйвери.
— Жду не дождусь, — улыбается тот.
А потом выходит из комнаты, плотно закрывая за собой дверь.
— Ну? — Рон смотрит на Люциуса.
— Что — ну? — хмурится Люциус.
— Что будем делать? — Рон почти кричит от безысходности. — А? Разве у тебя нет блестящей идеи, как нас отсюда вытащить? Что теперь, Малфой, мать твою? ЧТО ТЕПЕРЬ?!
Повисает гнетущая тишина. Люциус смотрит на Рона, впервые в жизни неспособный ответить на откровенное оскорбление.
— Люциус?
При звуках моего голоса он судорожно вздыхает, и пару мгновений спустя поворачивается ко мне.
Мне казалось, что я уже видела неподдельный страх в его глазах раньше. Как же я ошибалась. Ничто не сравнится с выражением, что плещется сейчас в глубине его глаз.
— Есть что-нибудь, что мы можем предложить Волдеморту?
Что за идиотский вопрос? Лучше бы я промолчала.
Он горько усмехается.
— Если только голову Поттера на блюдечке с голубой каемочкой. Но ни один из вас не пойдет на это.
Закусываю губу, сильно, чтобы не расплакаться.
— Выходит, это конец? — заводится Рон. — Что ж, надеюсь, ты гордишься собой, Малфой? Вся эта дерьмовая ситуация — полностью твоя заслуга, и до кучи ты еще не знаешь, как нас отсюда вытащить. Ты убил нас всех!
— Не всех, — качает головой Люциус. — Они убили бы тебя и без моего вмешательства…
— Меня бы здесь не было, не заставь ты Гермиону признаться, что Гарри остановился в моем доме! — Рон все больше выходит из себя. — Так что не надейся снять с себя ответственность за мою смерть в семнадцатилетнем возрасте! И ты не можешь отвернуться от того факта, что убил её! Если бы думал мозгами, а не тем, что у тебя в штанах, у нее был бы шанс выжить.
Люциус даже не смотрит на него. Он смотрит только на меня, и выражение его лица напоминает мне картинки, что я видела в книгах о салемских процессах — ведьмы и колдуны, горящие заживо на кострах.
Опускаюсь на колени, закрывая глаза.
— Нет. Это моя вина…
— Не твоя! — яростно кричит Рон. — Господи, да это он втянул тебя во все это!
— Но я не избавилась от ребенка, — шепчу я, уже не сдерживая слез. — Я была такой дурой. Почему я не избавилась от него?
Звук шагов. Поднимаю голову: Люциус мечется в клетке, подходит к решетке и хватается за прутья, глядя на меня.
— Они все равно узнали бы, — с горечью произносит он. — Это продолжалось слишком долго. Все уже догадывались, так что это был лишь вопрос времени…
Но его слова не способны утешить меня. А как иначе? Мы могли бы выжить, как-нибудь, если бы… если бы…
Если бы.
Папа часто повторял, что никогда нельзя говорить «если бы». Сослагательное наклонение — самая бесполезная вещь на свете.
Люциус выглядит таким покинутым, и я чувствую то же самое. Но он не плачет. Интересно, а он вообще знает, что это такое — плакать?
Полагаю, это так и останется для меня загадкой.
Костяшки его пальцев побелели — настолько сильно он вцепился в решетку.
Впиваюсь ногтями в живот. Если бы у меня хватило сил и воли, я бы вырвала этого ребенка из себя прямо здесь и сейчас. Если бы я знала к чему приведет мое решение сохранить его, я бы не раздумывая выпила то зелье и была бы счастлива сделать это.
— Господь всемогущий, как это случилось? — шепчет Рон.
Вздохнув, Люциус отводит от меня взгляд.
— Я не обязан объяснять тебе, что было между нею и мной…
— Да я и не горю желанием слушать! — огрызается Рон. — Я имел в виду другое — как до этого дошло?