— Я не лгу! Вы представить себе не можете, что я пережила. Думаете, я бы не пожертвовала всем, чтобы быть сейчас в безопасности, дома, с живыми родителями? Я бы предпочла не знать его совсем, или только понаслышке, как прежде, чем до конца своих дней скучать по нему каждую минуту! И знать, что больше никогда… никогда не увижу его…
Рыдания и слезы берут надо мной верх, и я задыхаюсь, жадно глотая воздух. Не хочу, чтобы она видела меня, поэтому отворачиваюсь, пряча лицо в ладонях. Боже, как больно… невыносимо, нереально больно…
Кто-то кладет руку мне на плечо.
Оборачиваюсь. Она.
Сбрасываю ее руку.
— НЕ ТРОГАЙТЕ МЕНЯ!
Это невыносимо. Невыносима та боль, что сжирает меня изнутри, оставляя вместо сердца зияющую дыру, и мне хочется обратиться в статую, застыть и не чувствовать… Господи, молю, убей меня, убей…
Я не осознаю, что кричу, пока Рон не берет мои ладони в свои, притягивая к себе.
— НЕТ! — бью его, отталкиваю. — Нет, нет, нетнетнет!
Но он крепко держит меня, пока я, обессиленная, не прижимаюсь к его груди, выплакивая свою боль.
Кажется, я плачу целую вечность. Мы опускаемся на пол, и Рон укачивает меня, словно дитя. А я могу лишь бессмысленно всхлипывать, не зная, что именно пытаюсь сказать.
Люциус бы понял.
Он нужен мне. Мне нужно, чтобы он обнимал меня…
Но он больше никогда не обнимет меня.
Громко кричу от горя.
Рядом Рон. Шепчет мне на ухо какую-то околесицу, успокаивая, уговаривая и еще бог весть что — я не различаю ни одного слова.
Перестав всхлипывать, начинаю икать и слышу ее голос.
— У нас не так много времени, — произносит она ровно и спокойно. — Мой сын скоро придет в себя. А Темный Лорд ждет вас в штаб-квартире уже завтра ночью. До рассвета где-то около часа, и вам надо торопиться, если хотите выжить.
Поднимаю голову. Волосы липнут к мокрым щекам.
Мне все равно. Я не хочу уходить. Как я могу оставить его?
Но ни один из них не затыкается.
— С чего бы вам помогать нам? — интересуется Рон. — А вдруг вы заманите нас в ловушку?
Она снисходительно смотрит на него.
— Я пришла сюда, как только услышала, что все Пожиратели Смерти приглашены завтра ночью на казнь Люциуса Малфоя. Я знала, что Драко не останется в стороне и не позволит этому случиться. Я была уверена, что он попытается спасти отца, несмотря на риск. А еще я чувствовала, что должна прийти сюда и найти его до того, как Темный Лорд заставит меня это сделать.
— И? — не унимается Рон.
Она раздраженно вздыхает.
— Ну и с чего бы мне — если уж я так хочу заманить вас в ловушку, — действовать таким образом, чтобы моего сына не поймали и не наказали за вмешательство в показательную казнь отца? Я просто хочу, чтобы Драко выжил, а это значит, что мы с ним должны исчезнуть как можно скорее.
Смотрю на тело Люциуса, окунаясь в их слова. Они омывают меня, словно вода.
Его глаза… все еще открыты, вглядываются во что-то, чего уже никогда не увидят.
Они больше не он.
— И все же, почему вы хотите нашего побега?
— Вообще-то, не хочу. Но еще меньше я хочу, чтобы вы были здесь, когда мой сын очнется. По правде сказать, в мои планы не входит, чтобы он помнил события этого вечера.
Ее слова заставляют меня вынырнуть из темных вод, что баюкали меня.
— Как это возможно? — шепчу я. — Даже если сотрете ему память, все равно будут ходить слухи о том, что случилось здесь, когда… когда тела найдут.
Если бы они только знали, насколько тяжело мне даются эти слова.
Нарцисса смотрит на меня.
— Придется мне постараться, чтобы он никогда не встретился с кем-то, кто мог бы ему об этом поведать. И даже если придется подправлять ему память время от времени, и уехать из страны, что ж, так тому и быть. Я не хочу, чтобы он помнил, как его отец погиб, не сумев устоять перед грязнокровкой.
— Не произносите это слово! — бросаю я.
И повисает тишина.
Судорожно вздыхаю и подползаю к телу Люциуса.
— Я… я не могу слышать это слово…
Касаюсь его щеки. Теперь он холодный.
Всхлипнув, беру его лицо в свои ладони. Если бы он мог просто… если бы он мог сказать что-нибудь.
Я жизнь бы отдала, лишь бы вновь увидеть, как он улыбается мне. Даже несмотря на то, что единственный раз, когда он мне улыбался, был случайностью.
Наконец Рон нарушает тишину, только обращается не ко мне.
— Простите, что говорю вам это, мисс, но вы должны знать: Гермиона… беременна.
Вновь повисает тишина.
Я не утруждаюсь даже посмотреть на них. Вместо этого наклоняюсь и опускаю голову на грудь Люциуса.