— А-а-а, ты еще тут? Ты что-то сказал?
— Вы изволили говорить со мной,— вежливо произнес Росси.
— Я говорю сам с собой, Джузеппе, и тебе только показалось, будто бы я разговариваю с тобой,— недовольно поморщился граф.— На самом деле я говорю сам с собой. Мысли вслух. Ты ведь знаешь, что я иногда могу себе это позволить?
— Извините... Но я тоже подметил, что эта синьора, с которой вы так долго беседовали, очень похожа на вашу покойную супругу, упокой ее душу Мадонна и святой Франциск,— с чувством, столь характерным для уроженца портовой части Неаполя произнес Росси.— Только...
Отторино нахмурился.
— Что — только?
— Только ваша супруга все-таки была красивее... — нашелся тот.
Непонятно почему, но в этот самый момент на Отторино нашла вспышка гнева — наверное, потому, что этот маленький и суетный человечек, этот Джузеппе Росси полез совсем не туда, куда следовало — в воспоминания дель Веспиньяни, в его чувства к покойной (все, что было связано с Сильвией, давно стало для Отторино святым).
— Послушай,— сурово сказал граф, стараясь не взорваться,— послушай, что-то в последнее время ты что-то очень много себе позволяешь... Не забывайся, Джузеппе, где я тебя взял, с какого дна извлек, и куда ты в любой момент можешь быть отправлен обратно!
Росси сконфузился.
— Извините, синьор...
— Джузеппе, мне кажется, что будет лучше, если ты пойдешь вниз, и проследишь, чтобы там прибрали все как следует...
— Хорошо, хорошо...
Росси за долгое время службы у дель Веспиньяни достаточно неплохо изучил нрав своего хозяина — он видел, что еще одно невпопад сказанное слово, и патрон может не на шутку вспылить.
А потому, пробормотав напоследок какие-то извинения, отправился вниз.
Отторино докурил сигарету почти до самого фильтра, после чего, бросив окурок в черную воду, тяжело вздохнул и последовал в каюту.
— Поразительно... — бормотал он, спускаясь по ступенькам,— удивительно...
Уже светало.
Восток мало-помалу, незаметно розовел, за изломанным силуэтом города рдел край неба, и в каюте становилось все светлей и светлей.
Граф тяжело опустился в кресло, и погрузился в тишину своей каюты — уютной, со вкусом обставленной, но тем не менее — совершенно чуждой ему.
Какое-то время он просто переводил дыхание после продолжительных бесед с гостями: все труднее и труднее становилось ему поддерживать оживленные, веселые застольные разговоры, скрывать свою печаль. Теперь, после празднества, Отторино мучил страх.
С напряженным вниманием вслушивался он в хрупкое равновесие своего организма, казалось, что зловещая враждебная сила вот-вот нанесет ему неотвратимый удар и сомкнется над ним черная глухая пучина тягостного недуга, имя которому — смертельная тоска.
Отторино, взяв со стола портрет Сильвии, еще раз внимательно посмотрел на него.
— Удивительно, — произнес он, — никогда бы не поверил...
В этот самый момент на столе зазвонил телефон.
Дель Веспиньяни поднял трубку.
— Алло?
Звонил тот самый Адриано Шлегельяни, которого граф беспокоил несколькими часами ранее.
— Доброе утро. Не разбудил?
Отторино поморщился.
— А я и не спал.
— Бессонница?
В голосе Адриано послышалось живейшее, неподдельное участие — будто бы он и сам провел бессонную ночь.
— Да.
— Признаться, я тоже не спал... Но у меня куда более уважительная причина.
Удивленно подняв брови, Отторино спросил:
Интересно, какая причина может быть более уважительной, чем сорокалетие?
— Всю ночь болел зуб... Пока не вырвал — не успокоился. А теперь уже все равно нет смысла спать.
— Сочувствую,— ответил граф.— Но ты сделал то, о чем я тебя просил?
— Да, Отторино.
— Ну, и что же?
— По моим данным, этот синьор Давила — порядочный человек. Кстати, его жена Эдера и он — сводные брат и сестра... Там очень темная и запутанная история, не по телефону. Сегодня же я подготовлю специально для тебя подробности — но это уже письменно.
Все правильно: «подробности — письмом»,— процитировал дель Веспиньяни старое присловье.— Но самое главное: этот самый Андреа Давила — действительно порядочный человек?
— Несомненно.
Отторино переложил трубку в другую руку.
— Ты ручаешься?
— А я тебя хоть раз подвел?
В голосе Шлегельяни послышались несколько обиженные интонации.
— Нет, нет,— поспешил успокоить его граф, — это я так спрашиваю...
— Об этом синьоре только самые лучшие рекомендации,— ответил Адриано. — А зачем это тебе?
— Не твое дело. Я ведь не спрашиваю, зачем тебе деньги, которые ты с меня берешь за подобного рода услуги?