Когда из трубки послышались короткие гудки, извещавшие о конце разговора, Андреа, растерянно повертев трубку в руках, положил ее на рычаг.
— Кто это? — спросила немного обеспокоенная Эдера. — Кто это звонил?
— Синьор дель Веспиньяни, черт бы его подрал,— пробормотал Андреа.
— Граф Отторино?
— Он самый. А почему это тебя так удивляет?
— А тебя — нет? — задала Эдера супругу встречный вопрос.
— Меня — тоже.
— И чего он хотел?
— Он хочет как можно быстрее встретиться со мной. И уже выслал из Ливорно свой Рольс-Ройс.
— Специально для тебя?
— Ну да...
— Чтобы отвезти тебя в Ливорно?
В то утро Андреа был немного раздражен — сказывались, видимо, лишние дозы алкоголя, которые он принял вчера на «Ливидонии», и потому, саркастически посмотрев на жену, произнес:
— Да, дорогая, действительно за мной... Ты, кстати говоря, очень проницательна.
— Но ведь он мог выслать машину за... — с уст Эдеры едва не слетели слова «и за мной тоже, но в самый последний момент она избрала другое продолжение беседы: — за нами с тобой...
— Ты ведь помнишь вчерашний разговор...
— Это насчет того, чтобы стать его личным архитектором? — поинтересовалась Эдера.
Андреа коротко кивнул.
— Ну да...
— А я думала — он просто шутит...
— Я тоже. А оказывается вот — нет...
— Я и не понимаю, а для чего он выслал в Виареджо машину?
— Чтобы отвезти меня вновь в Ливорно, и чтобы договориться обо всем более конкретно и детально,— ответил Андреа, отвернувшись.— Дорогая, сделай мне пожалуйста, кофе, я что-то неважно себя чувствую.
— Не надо было вчера так много пить,— наставительно ответила Эдера, — кофе я тебе сейчас сделаю, но ты ответь мне: что ты сам обо всем этом думаешь?
— О предложении графа?
— Ага.
— Ну, я не могу так сразу сказать...
Эдера, лукаво посмотрев на мужа, поинтересовалась с известной долей иронии (это был достойный ответ за слова о «проницательности» Эдеры, сказанные несколькими минутами тому назад):
— Тебя смущает сумма вознаграждения? Или на своей фирме ты сможешь заработать больше?
— Нет, я не о том... Просто все это достаточно неожиданно...
— И потому подозрительно?
— Ну да.
— А что касается этих фантастических сумм?
— Не далее, чем несколько минут назад Отторино сказал мне, что и не думал шутить.
Эдера, сняв с плиты миниатюрный жезвей, над которым пузырилась кофейная гуща, придвинула фарфоровую чашечку Андреа и налила ему кофе.
— Спасибо,— произнес тот, придвигая к себе кофе. — Ну, допустим, что этот сумасброд действительно богат, как Крез... В этом нет никаких сомнений — мы ведь видели его яхту и все остальное. Но для чего ему понадобился в качестве домашнего архитектора именно я? Ведь со своими деньгами он мог бы заставить работать на себя всю римскую Академию изящных искусств, всю профессуру по архитектуре!
Эдера заулыбалась.
— Значит, милый, ты лучше их,— сказала она,— ты лучше всей профессуры, всех академиков, вместе взятых! Иначе бы он не пригласил бы тебя.
После выпитого кофе Андреа стало немного легче. Голова стала работать более четко, и неожиданно для Эдеры он спросил:
— Послушай, а если это просто какой-то розыгрыш? Ну, какая-то мистификация?
На что та только махнула рукой.
— Ну, тебя послушать, так отовсюду надо ждать подвоха... То с этим приглашением ты больше суток раздумывал — сперва ошибка это или нет, а затем — стоит ли его принимать, и что будет, если это все-таки ошибка... А все оказалось как нельзя лучше: ты имеешь шанс получить такую работу, о которой и не мечтал.
Андреа деликатно промолчал — он понял, что на этот раз Эдера совершенно права, и что спорить с ней бесполезно.
— Так что все будет хорошо... мне кажется, что за такую возможность надо только хвататься...
— Но прежде чем хвататься, надо выслушать, что же конкретно может предложить мне этот самый сумасшедший граф, — ответил Андреа.
— Ну, вот: как раз съездишь и выслушаешь... В конце-то концов, потеряешь всего только один день, но ведь это тебя ни к чему не обязывает! Ты можешь поговорить с ним, а вот принять его предложение или не принять — это уже твое дело. В любом случае право последнего слова остается только за тобой... — подойдя к мужу, она наклонилась и нежно обвила руками его шею,— не волнуйся, дорогой мой, не волнуйся — все будет хорошо, я же знаю...