— Спасибо! — сказал растроганный Манетти. — Клянусь, что я найду вашу дочь! Я обязан её найти. Это самое малое, что я обязан для вас сделать.
Прошло ещё несколько дней, и Манетти опять оказался в монастыре святой Мадонны дель Джильо, и опять ему довелось беседовать с той же монахиней, что и в прошлый раз.
— Да, я вас помню, — сказала она. — Что вас интересует? Я видела, вы молились перед иконой Мадонны дель Джильо…
— Мадонна дель Джильо? Я не знал… Джильо… Джильи…
— Синьор, вы что-то хотели спросить, — напомнила монахиня.
— Да-да! Мне необходимо поговорить с матерью настоятельницей.
— Преподобной матери сейчас нет, она в клинике.
— О, сожалею! Надеюсь, болезнь не слишком серьёзная?
— Преподобная матушка здорова!
— Но вы сказали: «В клинике».
— Она пошла, навестить одну синьору, которая родила ребёнка. Преподобная матушка к ней очень привязана. Это её крестница. Матушка вырастила Эдеру.
— Эдеру?.. Эдеру Джильи? — волнуясь, спросил Манетти.
— Ой, вы её знаете! — обрадовалась монахиня. — Тогда можете сами её поздравить, она в клинике доктора Фариоли.
— Благодарю вас. Я это сделаю немедленно! — пообещал Манетти. — Всего вам доброго!
В палату его, однако, не пустили: медсестра сказала, что у Эдеры был небольшой сердечный приступ, сейчас она после укола заснула.
— Что-нибудь ей передать?
— Нет. С вашего позволения я навещу её попозже.
Выйдя из клиники, Манетти рассудил, что не стоит ему беспокоить Эдеру в таком состоянии, а надо снова поговорить с матушкой настоятельницей.
Выслушав Манетти, сестра задала встречные вопросы: кто этот синьор, который разыскивает дочь, и почему он не объявлялся в течение двадцати лет? Под строгим взглядом Марты Манетти несколько растерялся, поэтому сбивчиво излагал историю семьи Сатти:
— Пославший меня синьор не знал, что его жена беременна… Она умерла… Но прежде она потеряла рассудок, когда синьор был в тюрьме, а потом в него стреляли, и он попал в больницу… Синьора убежала из дома, поэтому никто не знал, что она родила девочку, а потом её оставила у вас.
— Извините, — сказала Марта, — но всё, что вы рассказали, кажется мне какой-то нелепой фантасмагорией.
— Вероятно, я не сумел внятно объяснить. Это очень сложная и печальная история…
— Тогда почему бы вашему клиенту не поговорить со мной? Может, он сумеет быть более убедительным? Но вы отказываетесь даже назвать его имя!
— Я не могу пока назвать его имя в силу некоторых обстоятельств. Но поверьте, это благороднейший человек! Вы правы, однако, в том, что не хотите отвечать на мои вопросы, не познакомившись с отцом девочки.
— Наконец вы меня поняли, — сказала примирительно Марта. — Не сочтите это за невежливость, но у меня тоже есть секреты, которые я не могу выкладывать первому встречному.
— Да, вы правы. Я подумаю, как поступить в этой деликатной ситуации.
— Будьте добры! И, пожалуйста, не тревожьте синьору Джильи, у неё и так достаточно проблем.
— Конечно, конечно. Смерть мужа наверняка была тяжёлым ударом для неё.
— Вам и это известно? — изумилась Марта.
— Да, преподобная мать. Простите меня. Позвольте прийти к вам в следующий раз с моим клиентом.
— Приходите. Мне тоже небезразлично, кто это разыскивает мою воспитанницу.
Необходимость покинуть дом, где было прожито столько лет, Леона восприняла как глубочайшее оскорбление и решила, что на этом уступки Валерио должны кончиться: «Я найду способ сохранить за собою акции!» Но все знакомые адвокаты, едва услышав, о чём идёт речь, сразу же, принимали сторону Валерио и советовали с ним согласиться. Попытки Леоны убедить их в том, что Валерио просто сводит с нею давние счёты, ни к чему не привели. «Как быстро распространяются слухи! — злилась Леона. — Уже все знают, что „Недвижимость Сатти“ находится на грани краха, и знают, кто в этом виноват».
Поняв, наконец, в каком бедственном положении она оказалась, Леона вспомнила о Франце. Вот кого следовало бы заставить расхлёбывать кашу! И Леона поспешила к Клаудии.
— Я постараюсь убедить его помочь тебе, — пообещала Клаудия, — но скажи, что он должен сделать?
— Если бы я знала, что надо делать, то обошлась бы и без него, — отвечала Леона. — Только такой плут, как Франц, способен что-нибудь придумать.