— Я предупреждала тебя, чтобы ты оставил свои грязные затеи против семьи Сатти! — напомнила Клаудия.
— Шлюха проклятая! — выругался Франц.
— А ты мошенник, и даже не очень хитрый, — парировала Клаудия. — Лейтенант, окажите любезность: уведите его отсюда немедленно.
— Ты мне за это ещё заплатишь, запомни! — бросил Франц уже с порога.
— Иди, иди, — подтолкнул его лейтенант.
Эдера ни на минуту не хотела отлучаться от больного сына, и все уговоры Марты и Андреа были напрасны.
— Если он умрёт, я тоже не хочу жить, — говорила она глухим, почти беззвучным голосом.
Все слезы, кажется, уже были выплаканы, а вместе с ними ушли и последние силы. Эдера стала похожей на тень, неподвижно застывшую у постели ребёнка.
— Нет, дальше так нельзя! — не выдержал однажды Андреа. — Эдера, ты слышишь меня? Очнись! Сейчас матушка Марта отвезёт тебя к Дальме, а с Валерио побуду я!
У Эдеры не осталось сил даже на то, чтобы сопротивляться, и Марта с Дальмой увели её к машине, поддерживая с двух сторон под руки.
— Валерио, малыш, — сказал Андреа, оставшись в палате с сыном. — Ты меня не знаешь. Но я — твой папа. Прошу тебя, открой глазки! Услышь меня!
В этот момент мальчик сделал слабое движение веками.
— Ты меня услышал? Дитя моё, радость моя! Ты отзываешься на мой голос?
Малыш чуть-чуть приоткрыл глазки, а затем резко их зажмурил и снова провалился в свой тяжёлый болезненный сон.
Когда Эдера утром появилась в палате, Андреа уже почти не верил в то, что видел воочию.
— Не знаю, может, мне померещилось, но он откликнулся, — говорил Андреа Эдере.
— Я думаю, что всё это было на самом деле, — уверенно заявила Эдера. — Ведь твой голос ему знаком! Он слушал его, ещё, когда был здесь, в чреве. И потом, когда родился. Я постоянно включала запись с твоим голосом.
— Эдера, ты обещала рассказать, как мы с тобой познакомились, как подружились. Я хочу побольше узнать о нас двоих.
— Не теперь, Андреа…
— Отчего же не теперь? — возразил Андреа. — Мы ничем не можем помочь Лало, кроме того, что будем сидеть рядом с ним и разговаривать. Пусть он тоже узнает кое-что о своих маме и папе. Может, ему станет от этого немного легче.
И Эдера рассказала Андреа счастливую и одновременно грустную историю их встречи, любви, разлуки и снова встречи.
Состояние Валерио между тем то улучшалось, то вновь ухудшалось. В один из таких критических моментов Андреа, не зная, что ещё предпринять, положил у изголовья сына образок, подаренный Мартой.
— Мадонна дель Джильо всегда оберегала твою маму. Может, она и тебя убережёт. Сынок, ты не можешь умереть, ты должен жить! Чувствуешь мою руку? В ней — жизнь. Если нужно, возьми мою жизнь, только не умирай!..
К утру мальчику стало вроде бы чуть полегче, и Андреа в полудреме откинулся на спинку стула.
— Андреа, как он? — волнуясь, спросила Эдера. — Спит? Зря ты уговорил меня уехать сегодня ночью. Я всё равно не сомкнула глаз.
— Ночью у него был кризис, а к утру наш Лало открыл глазки и посмотрел на меня как-то, я бы сказал, осмысленно.
— Правда? — обрадовалась Эдера. — Сыночек мой, радость моя! — она дотронулась до лобика мальчика и в ужасе отдёрнула руку. — Он холодный! Он умер!.. Ай!..
На крик Эдеры прибежал врач, и ему стоило больших усилий втолковать ей, что опасность, наоборот, миновала:
— Прикасаясь к мальчику, вы все эти дни ощущали жар. А сейчас температура, наконец, упала. И упала почти до нормы! Посмотрите, он стал ровнее дышать.
— Простите меня, доктор, — сквозь слёзы улыбнулась Эдера. — Спасибо вам! Валерио, сыночек, иди к маме! Прижмись ко мне, мой маленький. Ты слышишь, как стучит там, в груди? Это сердце, которое ты слышал, когда был внутри меня. Дитя моё, любовь моя, сыночек мой!
Буйство, которое продемонстрировала Леона при аресте, заставило полицейских передать её в руки врачей-психиатров. Но в клинике она тоже не сразу успокоилась, и какое-то время ей даже пришлось побыть в смирительной рубашке.
Именно в таком облачении, бледную, осунувшуюся, увидела Леону Марта, сердце которой сжалось от сострадания.
— Что, преподобная мать, пришла полюбоваться на результаты происков своей крестницы? — встретила её враждебно Леона.
— Я пришла в надежде утешить твою душу. Твой внук в опасности, но я верю, ты не хотела причинить ему вреда.
— А тогда почему вы держите меня здесь как арестантку?
— Потому, что твой ум болен. Ты одержима ненавистью, местью, высокомерием. Ты стремилась разрушить всё вокруг, но разрушила, прежде всего, саму себя.