— Нет, я отказываюсь от этой затеи. Я устала.
— То есть? — Франц посмотрел на Леону угрожающе. — Я развернул бурную деятельность, подключил нужных людей, а вы — на попятную?
— Мне не выиграть суда, Франц. Мой сын полностью находится во власти жены. Я говорила с ним о канадке. Но он меня выгнал.
— С вами невозможно работать! — Франц был огорчён.
— Я не виновата, что всё так вышло. Но вы всё же подыщите для меня надёжного врача. Я должна быть уверена, что вскоре получу медицинское заключение о своей невменяемости.
— Я не ослышался? — изумился Франц. — Вы намерены притвориться невменяемой?
— Да!
— Что вы опять задумали? Остановитесь!
— Ничего плохого, не волнуйтесь, — усмехнулась Леона.
Валерио и слышать не хотел о том, чтобы секретарша впустила рвавшегося к нему в офис Франца де Марки.
— Но он утверждает, что должен сообщить вам очень важную новость о синьоре Леоне.
— Ладно, пусть войдёт, — разрешил Валерио.
— Я пришёл предупредить вас, — без обиняков начал Франц. — Леона Сатти затевает какую-то опасную интригу.
— Откуда вам это известно? — недоверчиво спросил Валерио.
— Она привлекла меня по одному делу. Хотела получить опеку над Андреа. Но затем почему-то передумала и попросила подыскать ей врача, который засвидетельствовал бы её сумасшествие.
— Простите, синьор де Марки, — раздражённо сказал Валерио, — но вы несёте чушь. Леона отказывается лечь в клинику, потому что не хочет, чтобы её считали душевнобольной. Я вы пытаетесь внушить мне прямо противоположное.
— Я сам был немало удивлён, когда услышал от неё это, — признался Франц.
— А по-моему, — вставила своё слово присутствующая здесь же Клаудия, — это вы вдвоём замыслили какое-то грязное дельце. Я только пока не поняла, в чём оно состоит. Будь добр, объясни!
— Напрасно ты мне не веришь, Клаудия, — обиделся Франц. Я как раз затем и пришёл, чтобы отмежеваться от Леоны Сатти в её опасных намерениях, которые мне тоже неизвестны. Если человек собирается объявить себя невменяемым, то — можно не сомневаться — речь идёт о готовящемся преступлении. А я не желаю быть к нему причастным. И предупреждаю вас: смотрите в оба за Леоной!
— Хотела бы я знать, что он задумал на самом деле, — сказала Клаудия, когда Франц ушёл.
— А меня интересует, что на уме у Леоны, — тяжело вздохнул Валерио.
Глава 19
Получая письма из Италии, Бетси чувствовала себя ещё более одинокой, чем прежде. Андреа писал, что любит её, скучает по ней и с нетерпением ждёт ответа. Ответа, однако, не было, и в последующих письмах всё отчётливее стала проступать обида на Бетси: как могла она так скоро его разлюбить! «Ничего, милый, — плакала над этими письмами Бетси, — пусть я в твоих глазах буду выглядеть предательницей. Я вынесу это! И ты меня когда-нибудь сумеешь забыть…»
Она запрещала себе даже думать об Андреа, но не только письма заставляли вспоминать о нём: вначале ей предложили поехать в Рим на конгресс экологов, а потом… Потом Бетси обнаружила, что она беременна!
Открытие это не ошеломило Бетси и не испугало, а лишь обратило её мысли из прошлого в будущее. Теперь, вспоминая Андреа, она представляла, будто это её подросший сын, ей нравилось, что он такой красивый и добрый.
Отправляясь в Италию, Бетси дала себе слово не встречаться с Андреа и не звонить ему. Но она не могла удержаться от соблазна хоть издали взглянуть на Эдеру.
— Это вы — владелица магазина? — спросила Бетси у продавщицы.
— Нет, — ответила ей Фабиола, — синьора будет здесь после обеда. Вам нужна именно она?
— Не обязательно. Я хотела бы примерить вон, то чёрное платье.
— Да, пожалуйста, — Фабиола провела покупательницу в примерочную.
— Немного маловато в боках, — сказала Бетси, возвращая Фабиоле платье.
— Это не беда! Мы можем выпустить пару сантиметров, — предложила Фабиола.
— Спасибо. Я оплачу покупку и зайду…
— Послезавтра! — подсказала Фабиола. — Но мы можем послать вам платье и на дом.
— Не стоит. Я сама его заберу.
Вознаграждение, полученное от Валерио Сатти, позволяло приобрести дом, и Манетти занялся подготовкой к этому событию с необычайной основательностью. Дом в его представлении всегда ассоциировался с просторной кухней, в которой хозяйничает добродушная женщина, похожая на Лючию, и в ожидании вкусного обеда по пятам за ней следуют трое-четверо розовых крепышей. Мечту о таком доме Манетти лелеял с юности, но долгое время ему приходилось довольствоваться лишь случайными тесными каморками, не говоря уж о тех печальных периодах, когда жизненное пространство вообще сужалось до размеров тюремной камеры. Однако жажда деятельности и неистребимая вера в справедливость, не покидали Манетти ни при каких обстоятельствах, за что он, вероятно, в конце концов, и был вознаграждён.