Обычно над рыночной сутолокой гудела дружеская болтовня, но сегодня внутри царило мрачное беспокойство. Мне пришлось грубо проталкиваться сквозь поток покупателей, как мужчин, так и женщин, с непривычной поспешностью стремившихся к выходу. Неподалеку от центра зала, у столика, с коего женщина примерно одних с Мадди лет торговала носовыми платками тонкого льна, собралась небольшая толпа. Перед торговым заведением швеи, нос к носу, точно бойцовые псы на заднем дворе таверны, стояла пара громил самого звероподобного облика.
– Ступай к своим, на Кенсингтонский рынок! – рычал, сжав кулаки, тот, что повыше ростом.
– Она в полном праве здесь торговать, как и мы все! – огрызался второй. В его голосе явственно слышались нотки ирландского говора, и я ни на минуту не усомнился, что седовласая торговка носовыми платками также недавно покинула ту же родную землю.
– Это наш рынок! Мы сколько лет уже здесь торгуем, – не уступал краснолицый здоровяк, тыча пальцем ирландцу в грудь. – А пришлые вроде тебя хлеб у нас отнимают!
Дабы придать своим словам весу, краснолицый толкнул противника в плечо. Испуганная женщина принялась поспешно собирать товар: если ее столик опрокинут, белоснежный лен безвозвратно погибнет под каблуками драчунов. Эх, будь у меня деньги, купил бы все ее платки до одного! Собравшиеся вокруг зашевелились, разделившись на два враждебных лагеря, и я почел за лучшее примкнуть к спешившим выйти, оставив разгневанную толпу позади.
Удаляясь от рынка, я с грустью видел вокруг новые и новые конфликты, затевавшиеся так называемыми «нативистами» – то есть урожденными филадельфийцами протестантской веры – против приезжих. Невольно вспомнилась моя собственная бабушка, актриса, покинувшая Лондон, чтоб поступить в один из бостонских театров и вместе с моей матерью, тогда еще маленькой девочкой, начать новую жизнь среди бродячих актеров. Когда же я сам был ребенком, приемный отец перевез нас с приемной матерью в Лондон, где мы и прожили пять беспокойных лет, пока он, пытая удачи в столице Англии, едва не разорил семью. Кто-кто, а уж я-то знал, какова она – жизнь новоприбывшего в чужих, незнакомых краях! Я понимал, какие ничем не заслуженные страдания приносит один лишь тот факт, что ты «не местный», не из тех, кто рожден в этом городе или этой семье!
Очнувшись от тягостных грез, я обнаружил себя перед знакомым зданием из красного кирпича. Должно быть, сюда, к почтовой конторе, привел меня дух противоречия: ведь ожидать ответной корреспонденции от Дюпена, определенно, было еще рано. Если внутри меня и дожидалось некое послание, то лишь из тех, что не принесут ничего, кроме новых тревог и огорчений.
– Да, мистер По, для вас кое-что есть, – оживленно воскликнул почтмейстер, извлекая из-под прилавка небольшой сверток. – Вот. Получено нынче утром.
– Спасибо, – без капли искренней благодарности пробормотал я и, с опаской, будто нечто заразное, держа сверток на отлете, направился к первой же таверне, попавшейся на глаза.
Изрядно глотнув бренди, дабы укрепить нервы, я развязал бечевку и развернул оберточную бумагу, под коей скрывался небольшой, грубо сработанный деревянный ящичек. Внутри, на ложе из множества тонких полосок мягкой бумаги, лежала вторая фигурка, на сей раз изображавшая женщину, одетую в простое черное платье, черные башмачки, перчатки и вуаль, точно невеста Смерти. Восковое лицо ее было невероятно бледным, крохотные пальцы сжимали черное перо. «Вороны. Вестники гибели», – тут же подумалось мне. Сомнений быть не могло: передо мною – миниатюрный образ жены, Вирджинии, в погребальных одеждах. Смять, раздавить этот ненавистный манекен!.. Но в следующую же минуту мне сделалось страшно: что, если тогда инфернальная магия, придавшая ему форму, лишит Сисси жизни?
Глава восьмая
Начисто позабыв об обещанных Сисси сластях к чаю, я поспешил домой. Как уберечь семью и себя самого от злоумышленника, не зная, где он и каким образом сумел разыскать мой дом? Уж не следит ли он за мною втайне, не крадется ли по пятам, как тогда, в Лондоне?
Когда я наконец-то вернулся домой, в кухонном очаге весело пылал огонь, однако ни жены, ни ее матери рядом не оказалось. Тревога, внушенная злою куклой за пазухой, усилилась, и я устремился наверх, надеясь обнаружить Сисси прилегшей вздремнуть, но и в спальне не было ни души. Цепенея от страха, я вбежал в кабинет, швырнул куклу в ящик стола, дабы избавиться от ее пагубного влияния, нетвердым шагом спустился вниз, остановился, не в силах вдохнуть, но наконец сумел отдышаться и издать хоть звук: