Когда мы наконец-то прибыли на место, я двинулся к крыльцу по дорожке, что вела сквозь дремлющий сад весьма впечатляющей величины. Еще пара месяцев, и здесь расцветет, распустится множество роз, нарциссов и прочих цветов… Серый дом, выстроенный из местного виссахиконского сланца, на первый взгляд выглядел простовато, однако в лучах солнца так и сверкал от вкраплений слюды. Три величавые ионические колонны сообщали зданию спокойное величие, а резные украшения, обрамлявшие окна фасада, добавляли ему красоты. Дом был трехэтажным, а над крышей его выступали слуховые окна – общим числом три. Взойдя на крытое крыльцо, я несколько раз стукнул в дверь молотком. Не прошло и минуты, как дверь отворилась, и на пороге появилась симпатичная женщина лет тридцати пяти или несколько старше, одетая с квакерской строгостью и простотой.
– Прошу, мистер По, входите, – сказала она, вводя меня в прихожую. – Я, как вы, должно быть, догадались, миссис Энн Карр.
– Весьма рад знакомству, миссис Карр.
Хозяйка проводила меня к растопленному камину.
– Хелен вас ждет и шлет извинения за задержку. Садясь за рабочий стол, она утрачивает всякое чувство времени. Прошу вас, снимите пальто и обогрейтесь.
Миссис Карр указала мне на кресло, и я, с радостью передав ей пальто, подсел поближе к огню. Дом был обставлен без затей, но вполне удобно. Над камином висел портрет почтенного пожилого человека – несомненно, самого Джона Бартрама[13], и я невольно задумался: уж не вышло ли сие полотно из-под кисти того же эксцентричного художника, что и мой портрет на стене нашей гостиной, неизменно внушавший мне неприязнь. Напротив окна украшал стену куда более приятный глазу натюрморт – букет цветов в бирюзовой чаше. Белые лепестки, ярко-желтые тычинки, продолговатые овальные листья оттенка бордо – цветы эти выглядели просто поразительно.
– Franklinia alatamaha[14], – пояснила миссис Карр, усаживаясь в другое кресло. – Мы их разводим. Осенью листья из зеленых становятся темно-красными, а порой деревья в это время цветут.
– Великолепное зрелище, – сказал я.
– Приходилось ли вам бывать в наших садах, мистер По?
– Да, мы приезжали в июне прошлого года. Мою жену особенно восхитили пионы.
Миссис Карр улыбнулась.
– Вы непременно должны привезти ее еще раз. На протяжении года сады меняются, да и в оранжереях у нас имеется немало экзотики, не говоря уж об обширном собрании местной флоры.
В гостиную вошла служанка с чайным подносом. От разливаемого чая повеяло прекрасным ароматом, и, когда девушка подала мне чашку, я с жадностью припал губами к согревающей жидкости.
– Добрый день, мистер По.
Подняв взгляд, я увидел в дверях Хелен Лоддиджс, облаченную в длинный передник.
– Мисс Лоддиджс! – Поспешно вскочив, я со звоном поставил чашку на поднос. – Прошу прощения, я и не слышал, как вы вошли.
– Она и говорит, и ходит тихо, как мышка, – сказала миссис Карр. – Из нее самой вышел бы прекрасный птицелов: хоть к человеку, хоть к зверю подкрадется так, что тот и не заметит.
– Вот только убивать птиц я нахожу невозможным, – слегка нахмурившись, заметила мисс Лоддиджс.
Я счел сие заявление более чем странным, учитывая ее увлечение таксидермией и страсть к украшениям, сделанным из созданий, некогда паривших в небе.
– Лишить животное жизни – совсем не то, что оживить мертвое существо посредством моего искусства, – сказала она, словно прочла мои мысли.
– В самом деле, – согласилась миссис Карр, поднимаясь на ноги. – Что ж, рада знакомству, мистер По. Оставлю вас заниматься своими делами, а сама вернусь к собственным.
Кивнув на прощание, она вышла. Мисс Лоддиджс опустилась на краешек кресла, взяла с подноса чашку налитого для нее чаю, сделала глоток и взглянула на меня, словно ожидая, что я заговорю первым.
– Вы были заняты работой? – спросил я, кивнув на ее передник.
Мисс Лоддиджс опустила взгляд и оглядела свое одеяние с очевидным удивлением.
– Да. Мне следовало оставить передник на рабочем столе, – уныло сказала она. – Но, кажется, он вполне чист.
– Да-да, вполне, не стоит опасаться, – подтвердил я. Лично я был уверен, что передник, заляпанный птичьими потрохами, неприемлем ни для одной из филадельфийских гостиных, даже принадлежащих ученым, однако миссис Карр вид гостьи вроде бы ничуть не оскорбил. – Вы выполняете для Карров какой-то заказ?
13
Джон Бартрам (1699–1777) – американский натуралист и естествоиспытатель, «отец американской ботаники», основатель первого в США ботанического сада. Вместе с Бенджаменом Франклином в 1742 г. стал одним из учредителей Американского философского общества. Эдгара По встречает его внучка, Энн Бартрам Карр.
14
Франклиния алатамахская – дерево, открытое Джоном и Уильямом Бартрамами в дельте реки Олтамаха и посаженное ими в собственном ботаническом саду. Уильям Бартрам, отнесший растение к новому роду, назвал его в честь большого друга своего отца – Бенджамина Франклина. В начале XIX века франклиния исчезла из дикой природы и с тех пор выращивается только в ботанических садах и парках.