Выбрать главу

ОШЕЛОМИТЕЛЬНОЕ ИЗВЕСТИЕ!

С НАРОЧНЫМ ИЗ НОРФОЛКА!

ЧЕРЕЗ АТЛАНТИКУ ЗА ТРИ ДНЯ!

Поразительный триумф ЛЕТАТЕЛЬНОГО АППАРАТА г-на Монка Мэйсона.

Благополучное приземление на острове Салливана близ Чарлстона (Южная Каролина) гг. Мэйсона, Роберта Холланда, Хенсона, Харрисона Эйнсуорта и четверых других после семидесяти пяти часов полета на управляемом воздушном шаре Виктория» с Континента на Континент.

В «Истории с воздушным шаром» точно так же, как и в «Золотом жуке». По, стремясь создать достоверный местный колорит, вновь вернулся мыслями на остров Салливана, который произвел на него немеркнущее впечатление. В те времена, когда новости доставлялись капитанами не всегда прибывающих в срок парусников, черпались из рассказов путешественников или подчас запаздывающих писем специальных корреспондентов, журналистика порою без зазрения совести мистифицировала публику, не страшась, как н наши дни, наказующих телеграфных опровержений. Чудеса прямо-таки носились в воздухе, а рассказ По был написан необычайно изобретательно, интересно и со множеством убедительных деталей. Собственно говоря, он лишь предвосхитил приблизительно на столетие реальное событие. Как ни удивительно, но известие о действительно совершенном трансатлантическом перелете на воздушном шаре, появившееся много лет спустя в нью-йоркских газетах, сообщало о почти такой же его длительности и о многих путевых наблюдениях и происшествиях, отмоченных в бортовом журнале Мэйсона. С точки зрения автора, устроенный им розыгрыш был прекрасным способом сделать рассказ популярным среди читателей. Вся история наделала громкого и долго не утихавшего шума.

Разумеется, личность и местопребывание злокозненного мистификатора были вскоре раскрыты, а непосредственным результатом удачной продажи рукописи стало переселение в более просторные апартаменты в пансионе на Гринвич-стрит: теперь По и Вирджиния занимали две комнаты. Супруги немедленно послали за миссис Клемм, которая приехала через неделю или около того со слезами радости на глазах и корзиной, откуда выглядывала семейная любимица Катарина. Скоро нью-йоркские любители словесности узнали, что среди них появился знаменитый мистер По.

Однако положение его продолжало оставаться затруднительным. По был известен как редактор трех видных журналов, но при этом все хорошо знали и о странностях, даже крайностях, свойственных ему и как писателю, и как человеку. Им не только восхищались — его и боялись. Что до службы, то было очень немного мест, которые могли бы ему подойти. Редакторские кресла освобождались не слишком часто, да и пустующие занять было не так легко. По крайне не любил быть у кого-либо в подчинении. Его характер и склонности нисколько к этому не располагали. С тех пор как он сделался профессиональным редактором, призрак национального журнала все время витал у него за спиной, часто указывая направление его литературным устремлениям. Это видение, постоянно готовое обрести плоть, сопутствовало ему до конца дней.

С начала 1830-х годов По постоянно занимался литературным творчеством как профессиональный писатель. За это время он создал поэтические и прозаические произведения, исключительные достоинства которых признавали даже недоброжелатели. Тем не менее труд его не получал должного вознаграждения, и его уделом по-прежнему оставалась самая жалкая бедность. Литературное признание, с годами укреплявшееся, — вот единственное, чего ему удалось добиться. Впрочем, даже в этом ему кое-кто отказывал. Его собрание сочинений распродавалось за бесценок, без авторского гонорара и все же не находило спроса. Несмотря на довольно частые периоды бездействия, вызванные врожденной слабостью здоровья и другими причинами, По работал с огромным упорством, о чем убедительно свидетельствует его обширное творческое наследие. Сотни рецензий, редакционных статей и заметок, множество рассказов, из которых можно было бы составить не менее пяти томов среднего объема, три книги стихотворений, работа в качестве редактора трех журналов, важная и всегда оживленная переписка — все это приносило доход, которого едва хватало, чтобы коекак свести концы с концами. В итоге нескольких лет тяжелого труда По оказался в апреле 1844 года в Нью-Йорке — с четырьмя долларами в кармане, лишенный всякой помощи и поддержки.

Нелепо было бы утверждать, что он «сам был во всем виноват». Говорить так — значит совершенно не принимать во внимание главную причину его бедности — слишком малое вознаграждение, которое он получал за свою работу. Лишь наименее значимая часть его творчества — журналистика — обладала какой-то ценностью на тогдашнем литературном рынке. Лучшее же из того, что он создал своим искусством, почти не привлекло покупателей. Господствовавшие в ту пору вкусы, несовершенство законов об авторском праве и постоянно наводнявшие страну английские книги лишали произведения Эдгара По всякой надежды на коммерческий успех.

В течение первых нескольких месяцев повторного пребывания в Нью-Йорке По жил главным образом на скудные доходы от того или иного рода литературной поденщины. Напечатанный в журнале «Гоудис лейдис бук» в сентябре 1844 года рассказ «Продолговатый ящик», очевидно, был закончен в Нью-Йорке, ибо местом действия, которое разворачивается в окрестностях Чарлстона, он связан с появившейся несколькими неделями раньше «Историей с воздушным шаром». В июне в журнале Грэхэма было опубликовано стихотворение «Страна сновидений». В «Истории с воздушным шаром» По прибег к более реалистическому, проникнутому оптимизмом методу, который уже с успехом применил в «Золотом жуке». Однако затем он вновь вернулся в идеальный мир воображения. «Продолговатый ящик», конечно же, оказался гробом. Мертвецы, преждевременные погребения и мрачные потусторонние пейзажи, которые он рисует в своих стихах, приоткрывают нам таинственные тропы, которыми он шел в мечтах, обретая меланхолическое утешение в заветном царстве фантазии. Для стороннего наблюдателя он просто-напросто переехал из Филадельфии в Нью-Йорк, на самом же деле

Вот за демонами следом,Тем путем, что им лишь ведом,Где, воссев на черный трон,Идол Ночь вершит закон,Я прибрел сюда бесцельноС некой Фулы запредельной,За кругом земель, за хором планет,Где ни мрак, ни свет и где времени нет.[19]

Это стихотворение знаменует собой возрождение его поэтического вдохновения, которым проникнуто творчество 1844—1849 годов. То была пора последнего цветения его таланта, когда По создал прекраснейшие из своих стихов: «Страну сновидений», «Ворона», «Улялюм», «Звон», «Аннабель Ли», а также некоторые менее значительные вещи. С другой стороны, в прозе созидательное начало его воображения все заметнее утрачивает прежнюю силу, а критика обнаруживает будничную приземленность мыслей и целей, выливаясь зачастую в злобную брань или непомерные восхваления. Теперь он уже почти не мог отрешиться в критических работах от чисто личных мотивов — гнев, зависть, раздражение или симпатии стали придавать легко различимый оттенок его отношению к литературным современникам.

Творчество Эдгара По в последние годы жизни, оборвавшейся в 1849 году, несет на себе явственный отпечаток его душевных и физических состояний. Излишества, которым он предавался в прошлые два года в Филадельфии, в сочетании с наследственным прежрасположением к раннему угасанию жизненных сил, оказали более губительное, чем когда-либо, воздействие и вызвали тяжелое нервное расстройство, заставившее его еще глубже уйти в себя. Этим и объясняется неспособность к продолжительным усилиям, необходимым для работы над художественной прозой, которая, если не считать нескольких пейзажных зарисовок, приняла теперь вид журнальных комментариев и переписки, и обращение после более чем десятилетнего перерыва к поэзии, отразившей углубляющийся внутренний разлад и едва ли не полное отчуждение от реальной действительности. В последние пять лет жизни он был почти всецело поглощен проблемами духовными, и постигшие его в этот период несчастья, несомненно, усилили склонность к самоостранению. Над некоторыми внешними обстоятельствами он был просто не властен, однако бесспорно и то, что растущее душевное смятение вносило хаос и в его жизнь — он оказался в порочном круге, который, неумолимо сужаясь, душил его, точно петля на шее.

вернуться

19

Перевод Н. Вольпин.