Впрочем, мы несколько забежали вперед. В 1823 году, в котором мы ненадолго оставили нашего героя, до университета ему оставалось еще два с лишним года, и ни о чем подобном ни мистер Аллан, ни его жена, ни тем более будущий поэт тогда, конечно, и не помышляли.
Первые четыре года после возвращения в Ричмонд с финансовой точки зрения для семьи Аллан были весьма непростыми. Торговцу никак не удавалось наладить дела, рассчитаться с долгами, вернуть фирму на тот уровень, что она занимала в «до-английский» период. Косвенно подтверждают это школьные счета: обучение Эдгара все эти четыре года (в течение трех лет «профессору» Кларку, а затем год с небольшим мистеру Берку) Аллан оплачивал небольшими частями, рассчитываясь не за год или полугодие, как прежде в Англии, а раз в три месяца. Это были относительно небольшие суммы (во всяком случае, гораздо меньше тех, что вносились за обучение пасынка в английской школе) — 12, 14, 17 долларов. И потому сам факт особенно красноречив. Менялись и адреса. Прожив несколько месяцев у Эллисов, в конце года Алланы наконец сняли собственный дом. Хотя город в то время был совсем невелик, дом располагался ближе к окраине и район не считался респектабельным. Да и само здание имело всего лишь один этаж. «Это был длинный невысокий коттедж, — сообщает А. X. Квин, — на Пятой авеню, между Маршалл-стрит и Клей-стрит, к северо-востоку от Капитолия». Здесь семья прожила довольно долго, но затем были и другие адреса — один или два, — до тех пор пока Алланы не обзавелись собственным жильем весной 1825 года[31].
Отражались ли эти обстоятельства на существовании нашего героя? Напрямую, видимо, нет. Финансовые сложности, безусловно, огорчали супругов, но не Эдгара, во всяком случае, куском хлеба его, конечно, никто не попрекал. Да и не ощущал он их, этих сложностей. Не только в силу возраста (подростки эгоцентричны), но и потому, что жил напряженной внутренней жизнью, в которой много места стала занимать поэзия.
Герви Аллен, автор единственной доступной широкому русскоязычному читателю биографии американского поэта[32], пишет в своей книге:
«Овладение искусством стихосложения требует длительного и упорного труда, и приниматься за него любой поэт, желающий чего-то достичь в своем ремесле, должен как можно раньше. В противном случае к тому времени, когда он вполне познает все секреты поэтического мастерства, он будет уже слишком стар, чтобы творить. И Эдгар По, подобно Китсу и Шелли, начал писать очень рано».
Здесь всё — правда и не совсем правда. Несомненно, что По начал писать рано — примерно в тринадцать-четырнадцать лет[33]. Но в то же время утверждать, что он стал рано сочинять сознательно, поскольку «желал чего-то достичь в своем ремесле», прежде чем наступит старость, конечно, нелепо.
Говоря о первых опытах поэта, тот же Г. Аллен утверждал:
«Это были не обычные рифмованные пустячки, какие все сентиментальные молодые люди в определенный период жизни приносят порою к стопам своих первых возлюбленных, но целая „книга“ стихов, в которой не была обойдена вниманием ни одна хорошенькая девушка в городе».
И с этим суждением биографа трудно согласиться. Конечно, ни о какой «целой „книге“ стихов», скрепленных некой общей идеей, композицией, лирическим героем и прочим (ведь именно это подразумевается, когда мы говорим о «книге стихов»), не может идти и речи. Напротив, первые поэтические опыты По скорее можно числить по ведомству «рифмованных пустячков», нежели видеть в них некое единство. Другое дело, что какие-то из них — вполне возможно — позднее перерабатывались поэтом, улучшались, совершенствовались. Ведь Э. По (это хорошо известно) постоянно возвращался к своим поэтическим текстам — до тех пор, пока результат не удовлетворял его.
А вот что касается адресатов первых поэтических опытов, то здесь, вероятнее всего, Г. Аллен прав. Конечно, не тогда, когда утверждает, что поэт не обошел «вниманием ни одну хорошенькую девушку в городе», а когда, уточняя этот круг, указывает: «Большая их часть была адресована очаровательным питомицам благородного пансиона, который содержала мисс Джейн Маккензи, сестра миссис Маккензи, в чьей семье воспитывалась Розали. Между Эдгаром и прекрасными пленницами, томившимися в заточении за стенами заведения мисс Маккензи, завязалась тайная переписка. Вместе с записками Эдгар часто посылал сласти и поэтические сочинения. Он имел обыкновение делать карандашные наброски приглянувшихся ему девиц и прикреплять к портретам полученные в награду за преданность локоны. Маленькая Розали, которая была в ту пору „чудным ласковым ребенком с синими глазами и розовыми щечками“, верно служила им вестницей любви до тех пор, пока негодующая мисс Джейн и вооруженная шлепанцем миссис Маккензи самым грубым образом не положили конец ее романтическим хлопотам».
31
Видя бедственное положение своего родственника, на исходе 1822 года Джеймс Гэльт, дядя мистера Аллана, предложил перебраться в один из домов, которыми он владел, — на углу Пятнадцатой улицы и Табачного переулка. Этот дом был передан семье Аллан в безвозмездную аренду.
32
Книга Г. Аллена на русском языке издавалась трижды: в 1984 и 1987 годах в серии «ЖЗЛ» («Молодая гвардия») и в 1992 году («Деловой центр»).
33
Сохранились свидетельства современников, некоторые из них приводит Дж. Ингрэм. См.: