Но лучше всего будет представить их в действии, так, как видим их у Поэ.
Из сочинений Эдгара Поэ переведены на французский язык следующие: «Необыкновенные истории», «Неизданные сказки» и роман под заглавием: «Приключения Артура Гордона Пима». Из этого собрания я выберу более интересные сочинения и буду стараться рассказывать словами самого Поэ.
Прежде всего, мы поговорим о трех новеллах, в которых дух анализа и выводов достигает крайних пределов. Новеллы эти следующие: «Двойное убийство в улице Morgue», «Украденное письмо» и «Золотой жук».
Вот как Эдгар Поэ приготовляет читателя к первому из этих трех рассказов:
Доказав разными оригинальными фактами, что человек, действительно одаренный сильным воображением, всегда вместе с тем бывает и аналистом, он переходит к рассказу о своем друге, Огюсте Дюпен, с которым он жил в Париже, в отдаленной и уединенной части Сен-Жерменского предместья.
«Друг мой, говорит он, имел странность, — иначе и назвать итого нельзя, — он любил ночь, ради ее самой; ночь была его страстью; и я преспокойно тоже стал впадать в эту странность, как и во все другие его причуды. Черная богиня наша не могла постоянно оставаться с нами; поэтому мы, как только занималась заря, запирали все ставни и зажигали две душистые свечки, которые очень слабо освещали комнату. Расположившись таким образом, мы мечтали, думали, читали, писали или разговаривали до тех пор, пока часы не показывали нам приближение ночи. Тогда мы под руку отправлялись гулять по улицам, продолжая начатой разговор; и так бродили мы без всякой определенной цели до поздней ночи.
В такие минуты я не мог не заметить и не удивляться необыкновенной аналитической способности Дюпена……
Он становился рассеян и даже холоден, смотрел неопределенно в даль, и голос его, богатый тенор, переходил вдруг в головные звуки…»
Потом, прежде чем Поэ начинает свою новеллу, он рассказывает, каким образом Дюпен приступал к своему оригинальному анализу.
«Почти каждый человек, говорит он, иногда разбирает свои мысли, припоминает, каким путем дошел он до известных заключений. Это занятие иногда очень интересно, и тот, кто еще не привык к нему, удивляется несвязности своих мыслей и несходству между точками отправления и достижения».
«Однажды ночью мы бродили по длинной, грязной улице, недалеко от Пале-Рояля. Каждый из нас, по-видимому, был погружен в свои собственные мысли, так что почти четверть часа прошло у нас в молчании. Вдруг Дюпен вскричал:
— В самом деле, он премаленький человек! его место скорей в Théatre des Variétés!
— Без всякого сомнения, — отвечал я, не думая и не замечая сначала, как странно соответствовало это замечание моим невысказанным мыслям. Через минуту я пришел в себя и очень удивился.
— Дюпен, — сказал я серьезно, — этого я решительно не понимаю. Признаюсь без обиняков, что я просто поражен и едва верю своим чувствам. Как могли вы догадаться, что я думал о…
И я остановился, желая убедиться, действительно ли он догадался, о ком я думал.
— О Шантильи? — сказал он; — зачем я прерываю ваши мысли? — Вы сами думали о том, что с его маленьким ростом вовсе не идет играть трагедии.
Я действительно в ту минуту думал об этом. Шантильи был прежде сапожником в улице Сен-Дени, всегда отличался страстью к театру, и теперь взял на себя роль Kсepкса в трагедии Кребильона.
— Ради Бога, Дюпен, скажите мне, каким образом вы отгадали мои мысли?»
Как видите, начало довольно странное. Тут начинается спор между Поэ и Дюпеном, и последний, перебирая мысли своего друга, показывает их последовательность в нисходящем порядке: Шантильи, сапожник, Орион, доктор Никольс, Эпикур, стереотомия, мостовые, продавец фруктов.
По-видимому, эти мысли не имеют между собой никакого отношения; и между тем Дюпен показывает их связь.
И в самом деле, продавец фруктов сильно толкнул Поэ, проходя мимо приятелей по улице; Поэ поскользнулся, ступил на шатающийся камень и ушиб себе ногу, проклиная скверную мостовую. Когда они проходили ту часть улицы, где пробуют устроить деревянную мостовую, Поэ невольно пришло на ум слово стереотомия, а за ним невольно он перешел к мысли об атомах и о теориях Эпикура. Между тем, незадолго до того, он говорил об этом предмете с Дюпеном, и тот сказал ему, что последние открытия доктора Никольса по космогонии подтверждают теории греческого философа. Думая об этом, Поэ невольно поднял глаза по тому направлению, где было созвездие Ориона. Латинский-же стих: