На шум выскочила из своего дома миссис Паркер-Боуэлл, вдова земского врача, очень уважаемая дама в деревне.
– Справедливость все-таки существует, – сказала она, почему-то глядя в сторону церкви. – Из-за вас у меня выпили весь чай, который муж привез из Индии еще в тридцать пятом году.
Тут она, конечно, слукавила, члены подкомитета ходили к ней со своим чаем, потому что все пили разные сорта – например, бабушка Элла пила только «Эрл Грей». Вопрос о сортах чая и способах его заварки стоял так остро, что половина собраний о природе куста выливалась в споры о чае. Бабушка Элла даже сказала, что один раз чуть не дошло до рукоприкладства и миссис Паркер-Боуэлл с трудом призвала всех к порядку. Только появившийся в это время на столе многослойный торт под названием «Очарование» отвлек всех от споров по поводу сортов чая. Надо здесь отметить, что торты всегда приводили англичан в полный восторг и хорошее настроение.
Мистер Браун вообще не понял, при чем тут чай, и, обозвав миссис Паркер-Боуэлл старой ведьмой, удалился в свой дом и так хлопнул дверью, что доска, изображавшая родовой герб его семьи, упала и раскололась.
Вообще, по словам бабушки Эллы, в деревне шла бурная общественная жизнь. Никакие перипетии мировой политики и события политической жизни Англии никого не касались. У них и своих проблем было навалом: то негодяи-мусорщики перепутали крышки от мусорных ведер и вся деревня целую неделю разбиралась с этим вопросом, то проживающий в деревне хирург-консультант бурно разводился со своей женой. Жена при этом не растерялась и ушла к владельцу булочной, то есть к мужу новой подруги консультанта. Все заново переженились и отпраздновали пышные свадьбы, жалко было только детей, их было восемь, по четыре у каждой пары. Они бродили между домами родителей и не знали, где теперь живут.
А когда мой папа женился на моей маме, в деревне творилось что-то невообразимое. Бабушка Элла рассказывала мне, что любопытные соседи все время бродили возле бабушкиного дома со своими дурацкими собаками, отчего кот Барон пришел в дикое неистовство и вместо того, чтобы спать в дедушкином кресле, торчал у окна и выгибал спину дугой, шипел и картаво мяукал.
Потом соседи потянулись к бабушкиному дому, кто за мукой, кто за сахаром, кто за солью, ссылаясь на то, что магазин уже закрыт. А наглая Идиф Холли, которую бабушка Элла люто ненавидела, просто прорвалась в гостиную, где сидел дедушка с трубкой и читал газету.
– Привет, Джордж, – сказала Идиф. – Что-то давно тебя не видно.
При этом она стреляла глазами во все стороны, но так и не увидела молодых, потому что мамы с папой в это время в деревне не было. Они уехали в Лондон покупать маме вечернее платье и вернулись только к вечеру вместе с Джоном, который жил в Лондоне, был знаменитым адвокатом и папиным лучшим другом.
Ну, об этом позже, а в тот день не успели мы приехать, как бабушка стала собираться на деревенскую ярмарку, где была основным организатором и еще казначеем. Дедушка тоже пришел на кухню и стал выяснять, что на обед. Я, признаться, тоже проголодался и не прочь был поесть. При слове обед кот Барон стал смотреть на нас с интересом.
– Ну какой сегодня может быть обед, Джордж? Ты же знаешь, что сегодня ярмарка, самое главное событие нашего календаря. Приезжают очень высокопоставленные особы, будет даже член парламента от нашего графства. Я же спасала семью, и времени на готовку у меня совсем не осталось. Ты же знаешь, как для меня это важно! Возьми Эдичку и поезжайте в «Макдоналдс». А после приходите на ярмарку.
Мы не заставили себя долго ждать и быстро пошли к машине, пока бабушка не передумала. Походы в «Макдоналдс» я очень любил. Еда в «Макдоналдсе» была очень вкусной, а наблюдать за всем, что там происходит, было моим любимым занятием.
«Макдоналдс» в соседнем городе был довольно большим, двухэтажным и в то утро был забит до отказу. Многочисленные матери-одиночки с множеством детей оккупировали все места. Вдоль и поперек зала стояли детские коляски всех видов и размеров. Выглядели эти мамаши примерно одинаково – маленькие, худенькие, сами почти дети. Их потомство страшно орало, сами мамаши орали громче детей и на каком-то непонятном жаргоне: то и дело слышались слова «клево», «класс», «отстой», «отпад», «бухалово», «курилово» и что-то еще, чего я просто не запомнил.
Я сразу же пристал к дедушке с расспросами о значении этих слов, но дедушка был явно не в духе и сказал, что объяснит позже. Он попросил молодую официантку отнести наш заказ в верхний зал, и мы поднялись наверх. В верхнем зале было пусто и тихо.
Мы с дедушкой уселись за стол и стали пить нашу кока-колу. Тут как раз подошла официантка с заказом. Мы радостно развернули наши гамбургеры и стали их поедать.
– Дедушка, – сказал я, – хорошо, что нас не видит бабушка Варя. Она бы сошла с ума.
– Ну, бабушка Варя – известная аристократка, – ответил дедушка. – Да, так вот, что я хотел тебе сказать. Эти особи женского пола, понимаешь, дружище, они особенные и по-своему несчастные существа. К сожалению, мы должны их содержать за счет наших налогов. Мы оплачиваем все: их жилище, их одежду, походы в «Макдоналдс», рождение и содержание их детей, их бухалово и курилово.
Я удивленно посмотрел на дедушку.
– Ну да, так они называют спиртные напитки, которые поглощают в огромных количествах, и сигареты. Причем получается какая-то цепная реакция, ведь их дети тоже будут рожать детей лет в двенадцать-тринадцать, а к пятнадцати годам уже будут с двумя детьми. И конечно, никто никогда не будет работать.
Снизу послышалось нестройное пение. Кому-то желали счастливого дня рождения. Потом кто-то закричал:
– Джессика, Джордан, вам нравятся ваши мальчики?!
– Вот-вот, – сказал дедушка, – им всего лет по пять, а у них уже бойфренды.
Дедушка долго еще говорил что-то о классовом обществе, о том, что уравниловка до добра не доведет, а люмпены все равно все испортят. Опять я услышал это слово «люмпены».
Через полчаса мы вышли из «Макдоналдса» и поехали на деревенскую ярмарку. Жизнь там уже кипела вовсю. На большой зеленой поляне, которая так и называлась – Деревенская Поляна, были расставлены столы под навесами. Очень ухоженные пожилые дамы, одетые в цветастые юбки, белые блузки и, конечно, все в жемчугах, стояли у своих столов и продавали всякую всячину. Чего тут только не было: торты, мармелад, соленья, сыры, книги, побрякушки, старые чашки, детские игрушки – всего не перечислишь. Народу было не протолкнуться, и когда мы пришли, то увидели, что все стоят в очереди за жарким из поросенка. Поросенка жарили тут же на вертеле, и дедушка немедленно встал в эту очередь.
– Дедушка, мы же только что ели, – сказал я.
– Ну и что, разве можно упустить возможность поесть экологически чистого поросенка, который вырос на ферме у кривого Билла?
Я знал, что кривой Билл – наш сосед. Он был очень симпатичным мужиком, и я так и не понял, почему его звали кривым. Оба глаза у него были на месте. Потом дедушка объяснил, что кривой у Билла был старый фермерский дом, построенный еще в XIV веке. Поначалу все говорили – кривой дом, а потом словечко перешло и на Билла.
Билл радостно приветствовал меня, похлопал по плечу и сказал:
– Ну что, Эдичка, хочешь отведать Фреди? Вот он какой красивый на вертеле.
Я посмотрел на него с ужасом. И тут заметил бабушку Эллу, бежавшую куда-то на всех парах с папкой под мышкой. Она была одета точно так же, как и все остальные дамы, но голову ее еще украшала широкополая шляпа с огромным розовым бантом. Я видел, как она припустила по направлению к какому-то столу, и последовал за ней. Есть мне совершенно не хотелось, тем более моего любимого поросенка Фреди, который был моим другом.
Вокруг стола толпилось много людей, и сначала я ничего не видел, но потом мне удалось пробраться вперед и встать рядом с Эллой. Оказывается, здесь собралась комиссия и присуждался первый приз за лучший торт, мармелад и разные овощи. Все это великолепие было расставлено и разложено на длинных столах и имело свои номера.