Кровь уже пролилась, и Гордон дал знать о готовности развернуть отряды в боевом порядке, однако лорд-мэр не хотел кровопролития на улицах города. У него были собственные люди, городская гвардия и обученное ополчение, всего семьсот человек. Он решил разрядить обстановку и послал в Холируд предложение сопроводить Уоллеса и гвардейцев в замок, где они будут в безопасности. Его письмо пришло слишком поздно.
Это произошло потому, что вмешалось правительство Шотландии. Если лорд-мэр сохранял спокойствие, то Тайный совет, все еще находившийся в столице, пытался успокоить нервы в пабе, однако вместо этого еще глубже ввергал себя в панику. Они также решили кое-что предпринять. Они отдали приказ городской гвардии не идти к Холируду, а заняться обеспечением безопасности прямо здесь. Другими словами, это был сигнал к сдаче. Студенты последовали за ними с радостными возгласами. Уоллес, чьи силы теперь по сравнению с мощью тех, кто противостоял ему, выглядели совсем ничтожными, просто приказал солдатам бежать; однако за ними погнались, и все они были схвачены.
Ополчение и толпа, в радостном возбуждении, готовы были действовать сообща. Они решили вломиться в аббатство и уничтожить его вновь обретенную роскошь. Они разбили трон, скамьи и орган и прошествовали по Хай-стрит, неся с собой обломки. Кое-кто остановился у Незергейта, чтобы снять с пик головы мучеников-ковенантеров и предать их наконец земле. Прочие последовали к Кресту, где зажгли костер и плясали вокруг, пока в пламени горели идолопоклоннические побрякушки. Они сделали также чучело папы римского и сожгли и его.
Другие не остановились на аббатстве и направились во дворец. Первой их целью был иезуитский колледж, учрежденный королем, но оказалось, что иезуиты уже бежали. Так что мятежники, плечом к плечу с силами порядка, вышибли дверь покоев Перта, чтобы разграбить их. Затем они проникли в королевские апартаменты, громя то, что было не нужно им самим, и уничтожая то, что не могли унести.
Затем они решились на святотатство, которое было бы невозможно ни в одном из прошлых поколений шотландцев. У Холируда располагался склеп Стюартов, хотя со времен Якова V, похороненного в нем в 1542 году, там не упокоился ни один новый член этого дома. Как бы ни было свято это место, мятежники не пощадили и его. Они ворвались внутрь, вскрыли могилы и развеяли королевский прах. На следующий день можно было видеть каких-то темных личностей, сковыривающих свинец с гробов. Таков был позорный конец прямой линии шотландской правящей династии, которая, кроме как во время обреченного не неудачу мятежа, никогда больше не ступала на эту землю.[211]
Эдинбург сделал окончательный выбор между королем и церковью. Революция 1688 года восстановила пресвитерианство в качестве господствующей в Шотландии религии, и навсегда. Это не замедлило сказаться на положении священнослужителей епископальной церкви: семь из восьми священников Эдинбурга и Кэнонгейта были лишены должностей вместе с двумя из Лейта и еще одним священником из Сент-Катберта. Они были брошены на произвол судьбы. Одни обнищали, другие как-то продолжали барахтаться. Епископ Эдинбургский, преподобный Александр Роуз, увел часть своей паствы из собора Святого Жиля в хранилище для шерсти в начале тупика Карраббер, у Нор-Лоха; там, в укрытии, их последователи отправляли культ до тех пор, пока на этом месте не была построена современная «Старая» церковь Святого Павла. Приверженцы епископальной церкви по большей части преследовались не менее яро, чем пресвитериане до них. Их молитвенные дома закрывали без всякого порядка, на священников налагали штрафы. Роуз воззвал к правительству: «Прости, Боже, тех, кто не удовлетворился уничтожением нашей церкви и установлением своей собственной, а теперь доводит многих бедных священнослужителей, и так уже разоренных, до последней крайности». Однако подлинные надежды они возлагали не на тогдашнее правительство, а на возвращение Стюартов.[212]
В свою очередь чистке подвергся и университет. Под талантливым руководством праведного Роберта Лейтона и умеренного Уильяма Колвилла университету удавалось держаться в стороне от политических и церковных интриг: полезным следствием этого стало то, что теперь он специализировался в не вызывавших споров научных дисциплинах и математике. Весь штат должен был подписать пресвитерианский символ веры и поклясться в верности новым монархам, Вильгельму и Марии. Убедиться в том, что все выполнено в соответствии с указаниями, направили делегацию от парламента. Ее председателем был Гилберт Рул, энергичный шестидесятилетний старец, проведший значительную часть жизни в изгнании, в том числе на Басс-Рок. Рул вызвал главу университета Александра Монро, который, очевидно, не рассчитывал выйти из этого противостояния живым. Обвиненный в притеснении инакомыслящих, он отбросил последнюю осторожность и с жаром ответил: «Я благодарю Бога, который не дал мне свойственного пресвитерианам крутого нрава, поскольку я никогда не испытывал ненависти ни к одному человеку на свете из-за его точки зрения, разве только если тот считал себя обязанным уничтожить меня и мою точку зрения; таких людей я действительно считаю тиранами и врагами человеческого общества».[213]
211
Lord Balcarres.