Или, точнее, на их дам:
Только в двух строках своей поэмы более чем в триста строк Макинтайр позволил себе намекнуть на прежнюю власть — здесь, в храме поклонения Ганноверскому дому. Он говорит, что в Эдинбурге есть
Вот и все подлинные народные голоса эпохи возведения первого Нового города. Едва ли их было больше в эпоху второго Нового города; тогда они уже изъяснялись прозой. Когда Александр Сомервиль уехал в Эдинбург из Берикшира в 1825 году, в экономике начался спад (тот самый, который разорил Скотта). У него была работа на лесопилке; однако другие работники встретили чужака весьма неприветливо — «несколько раз они говорили, что мне могут проломить голову и меня найдут мертвым в Каугейт-Берне». Сомервиль считал, что будь они уверены, что найдут другую работу, они бы забастовали, «но поскольку все было далеко не так, и столько людей оказалось на улице из-за безработицы в ужасных лишениях, они были бессильны». Впоследствии они наконец смягчились и приняли его в свое «братство» на том условии, что он напоит всех виски. Потом Сомервиль перешел на работу в питомник в Инверлите: «Мы жили в бараке, по утрам получали немного жидкой овсяной каши с родом прокисшего кефира, что готовят только в Эдинбурге, картофель с солью и иногда по селедке на обед, тот же кефир и овсянку на ужин. Мы никогда не ели мяса и редко — хлеб». Он зарабатывал по шесть шиллингов в неделю, но тратил на самое необходимое не более четырех. Остальное он откладывал на образование, «часто просиживая до полуночи или вставая на рассвете летом, чтобы читать, писать, заниматься арифметикой и другими науками; также нельзя было обойтись без трат на книги, бумагу и чернила. Также в то время нельзя было не покупать газеты. В парламенте рассматривали билль о реформах». Такова была политическая сознательность шотландского рабочего.[267]
Примерно в то же время в Эдинбург из Кромарти приехал Хью Миллер — и оказался примерно в тех же условиях. Он был каменщиком и, исходя из наблюдений над камнями, с которыми ему приходилось работать, впоследствии написал книгу, которая оказалась весьма популярной — «Старый красный песчаник» (1841). Этот труд внес вклад в развитие геологии и в разворачивавшуюся в викторианскую эпоху дискуссию о сотворении мира и соответствии действительности книги Бытия. Высадившись в Лейте в 1825 году, Миллер получил работу в Ниддри и, в свою очередь, был встречен другими рабочими весьма угрюмо: «Поскольку сарай каменотесов был весь занят, когда я прибыл, меня поставили обтесывать камень прямо при входе, на солнце и ветру, а также на виду у других рабочих, которые отпускали в мой адрес презрительные высказывания, что раздражало больше, чем солнце и ветер». Они прицепились к тому, что Миллер был горцем: «За редкими исключениями все они относились ко мне враждебно и, похоже, считали меня законной добычей своего остроумия». Набожный кальвинист Миллер был поражен городскими привычками. Когда три его товарища получили плату за две недели (6 фунтов), они промотали все за одни выходные, истратив деньги на выпивку и женщин. Еще один парень из деревни, приехавший вместе с Миллером, уступил их насмешкам и по их примеру пустился в разврат. Когда он хвастал своими подвигами на этом поприще и даже подхваченным венерическим заболеванием, Миллер не поверил ему. Тогда парень показал свои язвы; Миллеру пришлось поверить.[268]
266