Разница между «старым светом» и «новым» состояла в том, что первые воспринимали Ковенант как документ, обязывавший шотландцев к вечной преданности, в то время как вторые полагали, что могут приспосабливаться к изменениям. Тем временем людям, верным Ковенанту, приходилось жить в пресвитерианском государстве, и разница между бюргерами и антибюргерами состояла в желании или нежелании приносить присягу, например, заступая на службу в государственное учреждение. Названия сект дают представление об их убеждениях по этим вопросам. В ходе сессии 1752 года была образована еще одна, Освобожденная церковь, более либеральных взглядов. В качестве противовеса по-прежнему существовали камеронцы, или реформированные пресвитерианцы, даже ныне отказывающиеся признавать соглашение 1690 года, а некоторые агитировали за вооруженное сопротивление Британии. Их исключили из конгрегации в Лористон-Плейс в 1792 году, а затем они разделились уже внутри себя на «поднимающих» и «неподнимающих» (имелось в виду — поднимающих или не поднимающих хлеб во время благословения перед причастием). Сектанты были весьма активны, и к началу XIX века составляли до 40 % верующих Эдинбурга. В основном это были мастеровые и ремесленники.[287]
Одной из причин процветания этих сект была сложность для церкви в рамках Унии поддерживать свою хваленую безупречность. Коррупция проникла в нее с новой политикой, проводимой герцогами Аргайлами. Когда-то главы этого дома были мучениками-ковенантерами. Теперь они стали деистами, полагающими, что вселенной управляет, быть может, некая божественная сила, но не такая, которую можно описать с помощью понятий, принятых в христианстве. Второй герцог Аргайл также был одним из первых деятелей юнионистского режима, поддерживавшего в Шотландии спокойствие путем покровительства тем или иным избранным; этому режиму было суждено просуществовать двести пятьдесят лет. Одним из тех, кому он покровительствовал, был архитектор Уильям Адам, который перестраивал и резиденцию герцога в Эдинбурге у Кэролайн-Парка, и его великолепный феодальный замок посреди клановой территории Кэмпбеллов у Инверери в Аргайле.
Адам в собственном доме в Каугейте держал небольшой салон для интеллектуалов, куда любил приглашать выдающихся молодых кандидатов в священники церкви Шотландии. Одним из них был его племянник Уильям Робертсон, с которым мы уже встречались — впоследствии ему было суждено возглавить Эдинбургский университет. Среди других был Хью Блэр, который на вершине карьеры стал священником из Кэнонгейта, затем служил в соборе Святого Жиля; одновременно с последней должностью он также занимал кафедру риторики и изящной словесности в университете, то есть был первым профессором английского языка на Британских островах. Бывал там и Адам Фергюсон, рожденный в семье горского пастора, который отправился на юг, чтобы стать священником, но в итоге устроился в качестве профессора этики в университете. Еще один, Джон Хоум, сын секретаря городского совета Лейта и священник церкви Этельстанфорда, шокировал строгих кальвинистов, написав и поставив пьесу «Дуглас»; позднее он уехал в Лондон с тем, чтобы стать частным секретарем премьер-министра, лорда Бьюта. Джон Джардин, священник церкви Трон, наладил отношения с местными политиками, став зятем лорд-мэра Драммонда. Наконец Александр Карлайл по прозвищу «Юпитер», священник из Инвереска, знаменитый своей красотой, энергией и остроумием, оставил нам воспоминания о всех остальных посетителях этого салона. Это была славная компания, и они вспоминали студенческие годы как лучшее время в жизни. Среди самых волнующих событий было приближение к городу армии якобитов, предводительствуемой принцем Чарльзом, которому в то время было столько же, сколько и им. Они вступили добровольцами в войска, охранявшие столицу. Едва горцы заняли Эдинбург, эти войска были сразу распущены без боя. Если бы не это, нашим друзьям пришлось бы подчиниться приказу и участвовать в сражении при Престонпенсе на стороне англичан и умереть вместе с ними. История Эдинбурга тогда была бы совсем другой.[288]
Вместо этого молодое поколение попыталось захватить власть в церкви. Ему пришлось вступить в противоборство со старшим поколением, все еще ратовавшим за ортодоксальность и бескомпромиссность, которые, по их мнению, могли наилучшим образом обеспечить защиту пресвитерианства. Однако дух новой эпохи становился все более светским, стремился к созданию общества, построенного не на отвержении, а на интеграции, в то время как британское правительство делалось все более корыстным, циничным и деспотичным. Таким образом, в эту эпоху обновления страну ждало немало битв.
287
Royal Commission on Religious Instruction, Parliamentary Papers (1837), XXX, 12–13, and (1837–1838), XXXII, 13; W. McKelvie.