Выбрать главу

Но в целом жилье в Эдинбурге дешевым не было. При феодальном строе наблюдался стойкий интерес к приобретению доли в застройке и к последующему получению прибыли. Это привело к росту цен на недвижимость. За равную арендную плату здесь предоставлялось меньше жилого пространства, чем в английских городах. Поэтому приходилось вести более плотную застройку, чтобы обеспечить доход. В итоге строили многоквартирные дома, набирая нужную цену «по совокупности», а плотность заселения в свою очередь увеличивала стоимость проживания. Так что внешность Эдинбурга отнюдь не изменилась в викторианских пригородах настолько, насколько могла бы измениться. Только появление районов бунгало в XX веке придало городу совершенно новый вид.[363]

В других отношениях, — таких как безопасность владения, гарантированный эффект модернизации, продажа земли по себестоимости, — феодализм во многом оставался благом. Фактически он позволил Эдинбургу развиваться. Классическое наследие сменилось количеством и качеством викторианских домов и вилл, которые преобразовали городской ландшафт. И все же в этих либеральных пределах город продолжал производить впечатление гармоничного — и продолжает по сей день.

* * *

Таков был Новый город — точнее, города. При этом как-то упускают из внимания Старый город, который, казалось, застыл во времени, когда буржуазия покинула его в начале XIX века. Он пытался поспевать за общим подъемом экономики Эдинбурга, изыскивая возможности разместить все большее число людей в многократно поделенные квартиры, где когда-то обитали сливки общества. Этих людей насчитывалось 30 000 — максимальное значение — по данным переписи 1861 года. Среди прочего из переписи явствовало, что в Старом городе 1530 однокомнатных квартир, где проживают от шести до пятнадцати человек в каждой; спать им приходилось посменно. В доме Миддла Милмаркет Стэйр на Каугейт было пятьдесят девять квартир на 248 жильцов — и ни одного туалета. В подобных домах доступ в квартиры осуществлялся с темной и узкой каменной лестницы, куда выходили двери квартир. Жильцы шарили во мраке в поисках замочных скважин, так как соседние дома стояли вплотную, и дневной свет на лестницу не проникал. В Старом городе имелось 120 квартир вообще без окон, а еще 900 помещались в сырых и темных подвалах. Эти квартиры выходили в грязные, изрядно унавоженные проулки. Общая канализация отсутствовала. Всю воду приходилось вручную таскать вверх по лестнице, использованную же попросту выливали в окно, и она стекала по мостовой и скапливалась в выгребных ямах. Единственными стоками для нечистот были «мерзкие желобы», открытые канавы, нечистоты из которых дождевая вода смывала в Ферт-оф-Форт — причем по пути жижу частично вычерпывали на удобрение огородов и пастбищ. Зловоние в окрестностях Холируда было таково, что королева Виктория отказалась поселиться во дворце, когда посещала шотландскую столицу, и предпочла остановиться у герцога Боклю в Далките.[364]

Старый город когда-то служил красочным фоном городской жизни. Даже теперь адвокаты были вынуждены подниматься из Нового города к судам на Хай-стрит, а преподаватели могли лицезреть Каугейт, направляясь по Южному мосту в университет. Ближе им подходить не хотелось. Горожане обычно пересекали Старый город с осмотрительностью исследователей в неведомых землях и не задерживались, если у них не было тут дел. Гинеколог, доктор Александр Миллер, писал, что здешнее жилье «поистине отвратительно». Хуже всего были однокомнатные квартиры, «всегда плохо проветриваемые, по причине застройки и из-за плотности населения и соседства». Он отмечал отсутствие имущества: «у бедноты изредка бывает кровать без матраца, но по большей части нет даже ее; кроватями служат тюфяки с соломой на полу, и семьи спят все вместе, одни нагишом, а другие в той же самой одежде, которую носят в течение дня». Миллер, по крайней мере, воспринял увиденное стоически, в отличие от своего коллеги Фредерика Хилла: «Квартиры населены столь плотно, что невольно сбивается дыхание, когда входишь в любую из них. В нескольких случаях мне пришлось отступить к двери, чтобы записать мои наблюдения, поскольку зловоние вызывало омерзительные ощущения, каковые однажды обернулись тошнотой».[365]

вернуться

363

R. Rodger. The Transformation of Edinburgh (Cambridge, 2001), 26, 74–76, 84—114.

вернуться

364

H. D. Littlejohn. Report on the Sanitary Condition of the City of Edinburgh (Edinburgh, 1865), 19; F. McManus. «Public Health Administration in Edinburgh 1833–1879», unpublished M. Litt. thesis, University of Edinburgh, 1984, 3–6; P. J. Smith, «The Foul Burns of Edinburgh», Scottish Geographical Magazine, 91 (1975), 25 et seq.

вернуться

365

Sanitary Condition of the Labouring Population of Scotland, Parliamentary Papers XXVIII, 1842, 8–9, 156, 201.