Это не выглядит случайным совпадением (хотя наверняка так и есть), но приблизительно в те же годы университет отказался от роли городского колледжа, основную массу студентов которого составляют молодые люди из Эдинбурга, получающие широкое образование, основанное на этической философии славных былых времен. Конечно, университет развивался, да и сама традиция, надо признать, несколько одряхлела. Но, по крайней мере, Эдинбургский и другие шотландские университеты сполна пользовались добрыми отношениями с правительством, обеспечивавшими известную автономию: этими отношениями заведовала комиссия Тайного совета, следовательно, они отличались от официальной политики, проводимой в английских университетах. В 1970 году все отменили. Все масштабные университетские исследования в Соединенном Королевстве передали в ведение нового министерство образования и науки. Снова централизация по-лондонски означала англицизацию Шотландии. В Эдинбурге, например, шотландская философия исчезла из курса обучения, ее заменил оксбриджская аналитическая философия (несмотря на причитания Джорджа Дэви). На некоторое время Эдинбург, некогда оплот шотландского Просвещения, словно забыл о своих корнях, пока несколько энтузиастов не добились все же разрешения воскресить прошлое. Увы, лишь школа права на самом деле возродила старинную ученость под началом Т. Б. Смита, последователя наиболее патриотического судьи минувшего столетия, лорда Купера; прочие не преуспели.[430] В целом же два десятилетия физического и интеллектуального вандализма, которому предавался университет, не прошли для учебного заведения бесследно: отношения с городом испортились и налаживаться не спешат.
Эдинбург так или иначе пережил в XX веке все то, что могло уничтожить его характер. Но неизменно в городе рассуждали не о выживании, а о возрождении. Как часто бывало в прошлом, решения оказались неожиданными и вызревали долго.
Теперь странно вспоминать, что еще четверть столетия назад люди тоже пессимистически смотрели на будущее финансовой индустрии Эдинбурга. В эпоху, когда повсюду делали деньги, эта отрасль почему-то оказалась в отдалении от источника капиталистической энергии. Джентльменская и старомодная по сути, она вряд ли была способна модернизироваться.
Профессиональный экономический анализ 1980 года сосредоточился на внешних угрозах: «Шотландия издавна располагала способами финансового развития и независимого финансового предпринимательства, уникальными для Соединенного Королевства, где финансовые рынки и развитие финансовых институтов во многом определяются Лондоном». В Эдинбурге действовали и местные, и иностранные институты; среди местных заметную роль играли банки и страховые компании. «Однако применительно к обеим категориям Шотландия, являясь их родным домом, не была ни единственным, ни даже основным рынком. Действуя параллельно и во многих случаях конкурируя с местными, работали все те институты, которые базировались в других странах, а в Шотландии оперировали через филиалы и агентства, образуя национальные и даже транснациональные сети». Конкуренция росла, английские и иностранные банки устремились в Шотландию, а шотландские банки устремили взоры за пределы страны. Сектор, состоящий частично из местных институтов, а частично из национальных и транснациональных учреждений, которые борются между собой на внутреннем рынке, ставил перед обществом ряд вопросов. Например, такой: «Благотворны ли для Шотландии результаты работы этой финансовой структуры и изменения, которым та подвергается?» Выходит, кое-кто признавал, что последствия могут оказаться и неудачными? Словом, этот анализ вряд ли можно назвать оптимистическим.[431]
Эксперты по экономике уделили втрое больше места анализу шотландского машиностроения (и еще больше анализу роли правительства в его поддержке). Это доказывало, даже на поздней стадии, до какой степени промышленная революция определила характер современной Шотландии для ее народа и правителей. Встречаются иногда люди, которым трудно поверить, что человек работает по-настоящему, если на нем нет спецовки и каски, но в руках масленка. Однако в Эдинбурге свидетельствами промышленной революции, вновь цитируя Кокберна, были не высокие черные трубы и черный дым. Они проявлялись в излишке капитала, возникающего из инвестиций в подобные предприятия, в этакой замене дефицита, который не могли восполнить производство и торговля. Именно потому Эдинбург стал финансовым центром.
431
M. Gaskin. «The Scottish Financial Sector 1950–1980», in R. Saville (ed.),