Это не было окончательным решением проблемы. Тем временем, поскольку Мария Стюарт прибыла в страну так внезапно и не была встречена официально, ей подобало торжественно вступить в столицу, как королеве. Подобная церемония могла предотвратить беспорядки. Ее запланировали на 2 сентября — как раз через два дня после проповеди Нокса. Однако тогда, как и сейчас, в Эдинбурге хватало тех, кто никак не мог упустить случая в очередной раз заявить о своих убеждениях. Королева в тот день присутствовала на пиру в замке, а затем шла во главе процессии по Королевской миле — пешком, под пурпурным балдахином с золотой бахромой, предшествуемая пятьюдесятью юношами, одетыми маврами, в черных масках и желтых костюмах. У Рыночного креста девушки в прозрачных платьях представляли различных мифологических персонажей, а из рожков у подножия креста било вино. Когда Мария дошла до Трона, с расписного облачка к ней спустилось дитя и вручило ключи от Эдинбурга и две книги в богатых бархатных переплетах. Она открыла их. Это были Библия на английском языке, а не на латыни, и псалтырь — символы протестантизма. Не проронив ни слова, она передала книги стоявшему рядом с ней графу Хантли, дворянину-католику. Позднее он сообщал, что, когда Мария двинулась в дальнейший путь, ему пришлось остановить каких-то людей, которые собирались сжечь чучело священника.[111]
Могли ли что-нибудь поделать со всем этим члены городского совета? Возможно. Правители Шотландии были не из тех, кто благосклонно взирает на инакомыслие в столице, однако городской совет также не был единодушен в своих религиозных убеждениях, поскольку правители страны в те годы часто сменяли один другого. За власть над городским советом боролись Мария де Гиз и лорды конгрегации. Когда верх одерживала Мария, мэром был католик Джордж, лорд Сетон; когда на коне оказывались лорды конгрегации, мэром становился Арчибальд Дуглас из Килспинди. Так они и управляли городом по очереди до 1560 года, когда было решено, что выборы следует проводить «обычным и надлежащим образом». Это привело к победе протестантов, которую они одержали также и в 1561 году. 5 октября вновь избранные члены городского совета бросили Марии Стюарт вызов, просто чтобы продемонстрировать, насколько они рады ее видеть. Они подтвердили антикатолические предписания, выпущенные их предшественниками. Возможно, они не предполагали, что королева примет этот вызов. Мария приказала сместить Дугласа и вернуть Сетона. И городской совет послушался; они еще могли подсылать к Марии херувимов с загадочными символическими посланиями на Хай-стрит, но когда дело касалось церкви, не смели ослушаться прямого приказа королевы. Вскоре этому суждено было измениться.[112]
Однако вначале королева еще могла справляться с покушениями на ее власть. До того, как она сочеталась браком с Генри Стюартом, лордом Дарнли, в 1565 году, особых неприятностей не случалось. То, что ей следует выйти замуж повторно — в этом никто не сомневался. При этом все возможные зарубежные кандидаты в мужья могли создать столько же новых проблем, сколько они были способны решить. После долгих метаний было решено, что наилучшей партией является еще один Стюарт, родственник самой Марии. Они полюбили друг друга (поначалу). Их союз также казался приемлемым с политической точки зрения. Он обещал монархию независимую и патриотическую.
Опять возникла необходимость в официальном торжестве, без сомнения отражавшем умонастроение народа. На Другом уровне этот брак также дал импульс развитию литературы, которое Мария вдохновила, прибыв в Шотландию от одного из самых развитых с культурной точки зрения дворов Европы. Блестящий молодой адвокат Томас Крейг из Риккартона обратился к ней с Epithalamium, латинской хвалебной песнью, суть которой можно свести к одной строке: «Tu vero, о coelo iuvenum gratissime, Nymphes connubiis (junguente deo) dignate superbis» («Ты, воистину, наиболее любезна небесам из всех юных жен, твой брак вершится Богом, а твою роскошную брачную постель готовят нимфы»). Протестант Джордж Бьюкенен, вновь поспешивший домой из Португалии, где им начинала интересоваться инквизиция, с надеждой писал Дарнли: «Nos quoque pendemus de te, sol noster» («И мы уповаем на тебя, наше солнце»), Когда шотландцы не щеголяли латынью, они обращались к родному языку. Макар Александр Скотт писал Марии так:
112