Несмотря на краткое знакомство, Майкрофт прекрасно видел, что доктор быстро сдаёт, не за горами момент, когда он полностью падёт духом, и ему придёт конец (и следом та же участь постигнет Шерлока Холмса).
Итак, Майкрофт Холмс прояснил и ранжировал вставшие перед ним цели и задачи:
1) Сохранить Шерлоку жизнь. С тех пор как Майкрофту исполнилось 14 лет, эта цель возглавила список и оставалась приоритетной все эти годы.
2) Сохранить Джону Уотсону жизнь и рассудок. От этого напрямую зависит успешность выполнения пункта 1, так как, потеряв супруга, Шерлок ударится в эмоции, перестанет мыслить рационально, дав тем самым преимущества сообщникам Джима и нелепо подставившись.
3) Важно для успешного выполнения первых двух пунктов: вернуть младшего брата домой в кратчайшие сроки и препоручить профессиональным киллерам ту миссию, которую Шерлок сам на себя возложил из-за того, что Майкрофт медлил с международной операцией по вычислению и истреблению криминальной сети, созданной Мориарти, выжидая наиболее удобный момент. Если бы Шерлок потребовал ответов, их беседа вылилась бы в полные бесполезных эмоций препирательства.
4) Чтобы преуспеть в выполнении пунктов с первого по третий, необходимо осуществить некий план, который ускорит возвращение брата в Англию и одновременно не позволит доктору погибнуть или сойти с ума, не выдав ему при этом того, что в действительности произошло с его мужем, поскольку Джон, вне всяких сомнений, наихудший актёр из всех, кого Майкрофту доводилось видеть, и абсолютно беспомощен, когда приходится лгать.
Английский философ Уильям Оккам сформулировал принцип бережливости, дав ему своё имя - «Бритва Оккама», и Майкрофт был большим его апологетом с пятилетнего возраста. Решение проблемы он нашёл очень быстро, как только его глаза скользнули по старой фотографии, стоявшей в правой части рабочего стола. Все вопросы и все ответы заключались в одном имени – Рози.
Весьма довольный собой, Майкрофт Холмс взвесил все последствия и занялся приведением плана в действие.
Шерлок мог быть весьма непредсказуемым, но была возможность достаточно легко укротить его, особенно если знаешь, за какие струны его души подёргать. Майкрофт решил, что настал момент воспользоваться этим знанием, и прекрасно понимал после тридцатипятилетнего тесного знакомства с младшим братом, что именно будет наиболее действенным.
****************************
Когда Джон проснулся, он не сразу понял, где находится, пока не почувствовал под собой шёлковые простыни, и его пронзила боль от уверенности, что они цвета индиго.
Он был в Иствел Менор, графство Кент.
Майкрофт.
Джон резко вдохнул и рывком сел, заставляя себя принять действительность. Он был в спальне Шерлока, в его родном доме, окружённый всем тем, что его муж любил в детстве. Трудно было дышать из-за навалившихся воспоминаний о том времени, когда он переступил порог этой комнаты в прошлый раз. Они оба были переполнены счастьем, упивались им, почти утратив рассудок. Прошло десять дней после их спонтанного вступления в брак, и Джон вспоминал, как Шерлок смотрел на него, будто держал в руках всё Мироздание. Джон вспоминал, как идеальное тело цвета слоновой кости тонуло в индиговом шёлке, удерживаемое его сильными, золотистыми от загара руками. Джон вспоминал, как изменился мир, когда Шерлок посмотрел ему прямо в глаза и впервые произнёс: «Я люблю тебя».
Джон помнил всё это ясно и отчётливо, но не имел ни малейшего представления, когда и где встретился с деверем вчера вечером. Наверняка Холмс-старший, этот мерзавец, выслеживал его неделями. Очень похоже на него – захватить человека, когда тот подвыпил и совершенно не способен сопротивляться.
Внезапно он решил, что не может оставаться в этой комнате ни секундой дольше, и поспешил вынырнуть из шёлковых простыней как можно быстрее. Хромота снова его беспокоила, но теперь он хотя бы мог обходиться без трости. На изящном стуле лежал подготовленный для него безупречный костюм, очевидно, сшитый по меркам его свадебного. С тех пор Джон заметно похудел: рубашка болталась на нём, как на вешалке, а ремень пришлось затянуть, воспользовавшись последней дырочкой, чтобы удержать брюки на бёдрах.
По-видимому, всё поместье было погружено в сон, и Джон блуждал по смутно знакомым коридорам и залам в поисках столовой для завтраков. Он помнил тот слегка презрительный взгляд, когда Шерлок объяснял ему, что да, для каждой трапезы в этом доме выделена специальная столовая. Действительно, у них было две обеденных столовых и несколько помещений для ужинов разных рангов, в зависимости от времени года, погоды или собравшегося круга лиц. Ногу пронзила боль, и Джону пришлось ненадолго остановиться, привалившись к стене и пережидая приступ.
Всё это изысканное великолепие было достойной оправой для такого блистательного человека, как Шерлок. Семья Холмсов была окружена такой роскошью, которая могла быть присуща только многовековому, имеющему прочные корни и почти неприличному богатству. Пышность отнюдь не была показной или неуместной, весь интерьер дышал художественным вкусом, смягчающим очевидное изобилие. Шерлок, который едва втискивался в ограниченное пространство их скромной захламлённой лондонской квартиры, здесь, казалось, прибавил в росте и вышагивал по этим великолепным залам с таким достоинством, которое могло быть присуще только августейшим особам. Невольно на ум приходило сравнение с диким животным, вернувшимся в родную среду обитания после заточения в клетке: пережив краткий момент неловкости и насторожённости, оно вновь обретает подаренные ему природой грацию, благородство и величие.
Шерлок ненавидел, когда люди ожидали от него соответствия своему происхождению и воспитанию, но Джон сразу распознал его неподдельную любовь к Иствел Менор, несмотря на очевидное сопротивление установленным здесь порядкам, почти такую же большую, как любовь к Лондону, которая была безграничной.
Джон почувствовал, как его мысли затягивает в этот бесконечный, ставший привычным водоворот, вздохнул и постарался отогнать воспоминания. Они не могли ему помочь, не могли вернуть утраченное; ничто не могло излечить его смертельное ранение.
Шерлок ушёл, и Джон следовал за ним, как и всегда, - это составляло самую основу его жизни. Он просто не мог стать кем-то другим или действовать иначе.
Джон добрался до столовой для завтраков с чувством удовлетворения, которое испытывал бы после успешного преодоления минного поля. Он не ожидал, что там кто-то будет – в такую мёртвую тишину было погружено поместье, но неожиданно столкнулся с главным тюремщиком – своей свекровью.
- Джон, дорогой, - голос Селесты Холмс мягкий и глубокий, несущий мудрость, пришедшую с годами и опытом, выдающий острый ум, соответствующий фамилии. – Входите, выпейте чаю.
Он встречался с этой женщиной лишь дважды: один раз – на приёме по случаю бракосочетания, устроенном всецело по её настоянию, второй – на похоронах её сына. В сердце Джона она занимала особое место: женщина, давшая жизнь Майкрофту и Шерлоку, заслуживала по меньшей мере государственной награды, если не всенародного признания. Кроме того, она была единственным человеком, к чьим советам прислушивался Шерлок, что могло значить только одно – миссис Холмс была очень, даже исключительно умна.
Незачем упоминать, что она была весьма очаровательной, удивительно остроумной и, порой, восхитительно дерзкой. Селеста была Само Совершенство, и Джон ненавидел себя за то, что едва мог выносить её общество и то, что она сидела напротив него и наливала ему чай редкого сорта и заоблачной стоимости из серебряного чайника в фарфоровую чашку такой тонкой работы, что Джону страшно было её коснуться из опасения раздавить в неловких уотсоновских руках. Он вспомнил руки Шерлока, изящно придерживающие полупрозрачную чашку и подносящие её к прекрасному лицу. Он вспомнил пальцы Шерлока, между которыми виднелся голубой с кремовым рисунком фарфор – и боль, охватившая ногу, быстро распространилась по телу и сдавила грудь так, что Джон не мог сделать ни единого вдоха от тоски по ненормальному психу, с которым вступил в брак несколько месяцев тому назад.