Они смеясь рухнули на диван, сжимая друг друга в объятиях. Через некоторое время, когда Джон, перегнув мужа (мужа!) через подлокотник дивана, входил в него тягучими сладостными толчками, он прошептал в затылок Шерлока: «Я люблю тебя, безрассудный ты негодяй», - и Шерлок издал такой стон, что Джон задохнулся от накрывшего его с головой оргазма. Они на несколько секунд замерли, после чего Шерлок завозился под ним, крутанулся, и Джон вдруг обнаружил себя растянувшимся на полу, а Шерлок, в глазах которого бушевало дикое пламя желания, навис над ним, впился зубами в шею, вцепился в светлые пряди, и зашептал: «Мой, ты мой, только мой». Джон кивнул и, задыхаясь, сказал: «Да», - и Шерлок, закатив глаза, бурно кончил, войдя в своего мужа так глубоко, как только смог (муж, боже! никогда не надоест это повторять).
После они лежали на полу; Шерлок потным плечом вжимался в подмышку Джона, и учащённые ритмы их сердец сплетались в единую мелодию, заполнившую тишину квартиры, связавшей вместе их такие разные жизни.
Медовый месяц по определению должен быть чем-то сладостным и приятным. Они провели два дня, почти не покидая постели, и Шерлок при этом не скучал, а с лица Джона не сходила улыбка.
На третий день Холмс начал проявлять признаки беспокойства, но Уотсон приписал это врождённой неспособности детектива оставаться без интересных дел и загадок дольше трёх часов и даже никуда при этом не бежать. После фантастического утреннего секса, во время которого Джон старательно не замечал, что мысли партнёра витают где-то далеко (вообще-то, такое случалось и раньше), Шерлок прошествовал на кухню и принялся там чем-то громыхать. Джон с наслаждением растянулся на диване и переключал телеканалы, каждую секунду ожидая взрыва.
Но произошло нечто неслыханное: рядом с ним материализовался Шерлок с кружкой чая в одной руке (доктор осторожно изучил её содержимое, прекрасно осознавая, что питались они, почти исключительно заказывая готовую еду на дом или принимая угощение миссис Хадсон, а Холмс даже из включения электрочайника был способен устроить проверку на прочность бытовой техники или самого себя) и письмом в другой.
- Что случилось? – осторожно спросил Джон, увидев неуверенность на лице супруга. Он с наслаждением прокручивал это слово в голове снова и снова: супруг, супруг, супруг, - хотя вслух ещё ни разу не произнёс. Джон Уотсон, состоит в браке. Он стал супругом. И у него у самого есть супруг. Это просто замечательно. Хотя если бы он мог вернуться во времени на десять месяцев и сказать Джону До Шерлока, что он вступит в брак с мужчиной, с которым только что познакомился в больнице Святого Варфоломея, то Джон До Шерлока врезал бы ему, Джону С Шерлоком, по лицу безо всяких колебаний.
- Мы должны поехать в Кент, - сказал Холмс таким тоном, будто эти слова объясняли всё. Он явно был взволнован. Уотсон насторожился.
- Почему мы должны туда ехать? Что в Кенте? Расследование?
Детектив вздохнул, но объяснять не стал, только помахал перед носом мужа письмом.
- Я подумал, что чай будет кстати, - проговорил он, передавая кружку Джону. Тот улыбнулся; Шерлок знал, что первой реакцией его доктора на неприятности всегда был порыв включить чайник, что было истинно британским жестом, хотя чай и правда помогал почувствовать себя лучше при многих недомоганиях.
Джон отхлебнул чаю и с удивлением обнаружил, что сам себе заварил бы именно так, с тем же количеством молока и сахара. «Ты просто уговариваешь зубы покинуть тебя как можно скорее», - проворчал однажды Шерлок. Но как объяснить гражданскому, что идеальные пропорции чая, молока и сахара подчас гораздо важнее гигиены полости рта?
На месте адреса безупречным элегантным почерком были выведены их имена: Шерлок Холмс и Джон Уотсон. Ни дома с улицей, ни почтовой марки на конверте не было, то есть письмо было доставлено собственноручно или же с посыльным. Дорогая бумага конверта хрустела под сильными пальцами бывшего военного. Несомненно, Шерлок мог бы рассказать о происхождении бумаги, едва её понюхав, легко погладив пальцами и коснувшись кончиком языка, но Джон был далёк от мысли устраивать такую экспертизу.
Он вскрыл конверт, испытывая смутную тревогу, и оттуда выскользнули письмо и что-то ещё, похожее на приглашение. Первым Джон развернул письмо.
«Шерлок Теодор Арчибальд Холмс», - так оно начиналось, причём заглавная «Ш» каким-то загадочным образом была выведена укоризненно. Несколькими днями ранее Уотсон видел полное имя Холмса, когда они подписывали документы о гражданском партнёрстве, и позволил себе немного над ним похихикать. Сейчас он тоже хмыкнул и продолжил читать письмо, по мере чтения приходя во всё больший ужас.
«Ты всегда был трудным ребёнком, но твоя последняя эскапада находится далеко за пределами разумного. Надеюсь, ранее я достаточно ясно дала тебе понять, что хотя я в целом закрываю глаза на твою эксцентричность, но в определённых случаях никаких компромиссов не будет. Вспомни, что тебе было сказано, когда ты вернулся домой по окончании Кембриджа. Разумеется, ты помнишь, и этот факт тем более делает твои последние поступки недопустимыми.
Мы достигли определённых соглашений, Шерлок Холмс, и я не потерплю, чтобы они были расторгнуты. Ты явишься в Кент 16 апреля к 10 часам утра и привезёшь с собой своего супруга.
Ты нарушил наши договорённости и поверь мне, сын мой, мы ещё поговорим об этом. На этот раз я оставляю тебе доступ к трастовому фонду, благодаря весьма тактичному вмешательству Майкрофта, но это уже второе предупреждение, Шерлок, и третьего не будет.
Я ожидаю тебя 16-го, и бога ради, перед поездкой купи Джону новый костюм и другую необходимую одежду, мой дорогой, от «Андерсона и Шеппарда» или «Хантсмана». Майки показал мне кое-какие образцы, которые были бы предпочтительными, они прекрасно смотрятся и будут - я уверена, что ты сам это понимаешь - как нельзя лучше подходить случаю.
Я в высшей степени недовольна тобой, мой мальчик. Не сомневаюсь, что ты будешь вести себя как следует. Никакие отговорки не принимаются. Без исключений.
Твоя всегда любящая, но более чем обычно раздосадованная - Матушка
P.S. Джон, дорогой, с нетерпением ожидаю, когда мы встретимся. Приношу свои извинения за суровый тон письма, но вы же знаете Шерлока – с ним иногда необходимы ежовые рукавицы. Вы очень храбрый человек. Позвольте ему купить вам новый гардероб, мой дорогой, лишь для пребывания в усадьбе; хотя привычная для вас одежда очень удобна, но она решительно не годится для приёма, на котором я собираюсь представить обществу своего зятя. – СМХ»
Джон прочёл письмо дважды, вникая в каждое слово, прежде чем посмотрел тяжёлым обвиняющим взглядом на мужа, наблюдающего за ним, как ястреб за дичью.
- Я думал, твоя мать давно умерла! Ты ни разу не упомянул её имени!
- Гарпии весьма живучи и докучливы, как им и положено, - раздражённо фыркнул Шерлок.
Уотсон на секунду представил, что же было такого в детстве Холмса, если вся его фигура поникла и сжалась, но затем он возмущённо сунул письмо ему под нос:
- Почему она желает, чтобы мы приехали в Кент? Что ещё за договорённости? И – у тебя есть трастовый фонд?
На лице Шерлока появилось такое выражение, будто ему стало неловко за свои действия, он с сомнением провёл рукой по лицу.
- Моё… семейство… Они… Джон, они невыносимо богаты, - закончил он в смятении.
- Невыносимее, чем ты и Майкрофт? – это не укладывалось в голове Уотсона, которому в жизни пришлось пробиваться своими силами и чуть не зубами вырывать возможность учиться в мединституте (а зубы были превосходны, в чём в своё время убедилась медкомиссия, когда он вербовался в армию).