В расстроенных чувствах Шерлок уронил телефон на ковёр. Он упустил так много важных событий в жизни его сына и дочери, и хотя Джон часто их фотографирует и ведёт дневник об их развитии, как и все любящие и заботливые родители, но едва ли способен записывать данные с надлежащей скрупулёзностью. Каков их вес? Взаимодействуют ли они друг с другом? Когда в точности их глаза перестали быть голубыми, как у большинства новорождённых, и начали приобретать присущий только им уникальный цвет? Сколько волосков приходилось на квадратный сантиметр, когда Анна только родилась, и каков этот показатель теперь?
Но больше всего его раздражало то, что ему совершенно неизвестно, как они пахнут и каково это - провести кончиками пальцев по их нежной коже.
И Джон – какие перемены произошли с Джоном? Хотя его супруг был самым стойким, самым несгибаемым из всех известных ему людей, всё же он не каменный, да и камни разрушаются, подвергаясь воздействию стихий. По фотографиям Шерлок видел, что Джон выглядел совершенно измученным, но в последнее время ему как будто стало легче: дети в этом возрасте спят всю ночь не просыпаясь, как подсказал поисковик. На некоторых фото Джон даже казался счастливым. Но у него заметно прибавилось седины. Шерлоку хотелось пересчитать все серебряные волоски. Пусть не все, хотя бы вычислить их количество приблизительно. Выбрать наугад четыре участка на голове и экстраполировать данные на всю поверхность. Вокруг глаз прибавилось морщин, они стали глубже и уже почти не разглаживаются. Большинство из них на совести Шерлока. Как бы он хотел стереть их поцелуями… Джон заметно изменился со времени исчезновения мужа, и не только горе оставило на нём следы, но и отцовство. Детектив глубоко сожалел как об этих переменах, так и о том, что не мог наблюдать их воочию день за днём.
Не факт, что он непременно попадётся. Проникновение в Иствел вовсе не влечёт за собой обязательное разоблачение. И он сможет увидеть изумительные ноготки на идеальных пальчиках Анны и милые ямочки на пухлых щёчках Хэмиша. Он проскользнёт, как привидение (да он и есть призрак погибшего Шерлока Холмса, он мёртв), в спальню Джона и впитает жаждущей кожей его горячее дыхание.
Полтора года, проведённые в бесконечной погоне, - это слишком долго даже для него. Он смертельно устал.
Он заслужил эту мимолётную радость, отдав все силы на то, чтобы близкие были живы. Никто даже не заметит его тайного визита. А ему так нужен этот небольшой подарок, чтобы дальше бороться за собственное выживание. Тридцать километров. Он вернётся ещё до того, как Ирен закончит принимать ванну. Сибаритка. Перетащила телевизор в ванную, ведь она явно принадлежит к числу тех ненормальных, что готовы раствориться в пенной ароматизированной воде.
Никто не узнает.
Именно это он имел в виду, когда сказал, что никуда не собирается уходить.
Ему следовало лучше себя знать и не притворяться хотя бы перед самим собой.
Однажды став зависимым, человек уже не может освободиться полностью, и ничто по силе влияния не могло сравниться с глубоким осознанием, что они с Джоном две половинки одной души не по прихоти или свободному выбору, но согласно основополагающим законам бытия; и теперь они дали жизнь двум крошечным хрупким существам и держат их в своих руках - вернее, Джон их держит, но Шерлок всем сердцем надеется присоединиться как можно скорее, чтобы любить их, растить и оберегать.
Холмс покинул гостиницу и поймал первое же такси, быстро набирая текст сообщения. Он отправил два смс: одно Ирен (Буду поздно, меня не похитили. ШХ) и второе матери (Я здесь. Нужен гарпун. Не сообщай М. ШХ).
Он выбрался из машины, немного не доехав до поместья, проник на территорию и подобрался к дому, никем не замеченный, так как он здесь вырос и мог попасть куда угодно с закрытыми глазами. Одно из окон матушка оставила незапертым специально для него. Им он и воспользовался, чтобы проникнуть внутрь. Трёх минут хватило, чтобы вычислить, где находятся двойняшки. По дороге он захватил из кабинета гарпун, ставший благовидным предлогом для визита.
Он сделал всё это с лёгкостью настоящего призрака.
Детскую перенесли сюда совсем недавно, раньше это была комната няни. Конечно, здесь установлена радионяня, но он не разбудит малышей, он будет нем, как могила.
Для них ты мёртв, Шерлок Холмс. Ты живой труп.
Невозможно смириться с этим.
Сердце бешено колотилось, совсем как в ту минуту, когда Джон впервые позволил себя поцеловать. Реальность качнулась, мир взорвался яркими красками: чего-то подобного он безуспешно искал, когда губил себя, отправляя яд в вены, или вдыхая его, или бросая под язык.
Они были совершенны. Он вслушивался в их тихие посапывания, упиваясь этой самой прекрасной музыкой из всех возможных. Он едва сдерживал рвущийся из груди счастливый смех. Они спали рядом, предусмотрительно уложенные так, что не могли навредить друг другу. Анна сжала пальчики в крохотные кулачки. Хэмиш сосал во сне один свой кулачок. Они находились на стадии глубокого сна без сновидений. Как хотелось заглянуть в их глаза, укрывшиеся за плотно сомкнутыми веками!
Он постоял, набираясь отваги, и решился. Он должен узнать и запомнить, каково это – касаться пальцами их нежной кожи. Он склонился над хорошо известной ему с детства колыбелью, хранящейся все эти годы где-нибудь на чердаке, а теперь оказавшейся здесь, и протянул руку, чтобы с трепетом погладить маленький кулачок Анны, как вдруг позади него скрипнула доска пола и вспыхнул свет. Он замер.
Нет, нет, нет.
Как же он сглупил! Он попался, как самый распоследний дурак. Ну почему он всегда игнорирует голос разума?
Нет, нет, нет.
Спросонья голос Джона был хрипловатым и нечётким, но в нём была слышна неприкрытая угроза и властность. Шерлок невольно почувствовал, как по телу пробежала дрожь.
- Тронешь волос на их головах – и ты труп.
Ты труп, Шерлок Холмс, живой труп.
Безвыходное положение. Невозможно уйти так, чтобы Джон не увидел его лицо, разве что ударить его гарпуном по голове, но… нет, он просто не смог бы поднять на него руку.
Глупец, глупец, глупец. Надо было догадаться, что в комнате установлены датчики движения. Он обязан был подумать о такой возможности. Надо было не вводить в заблуждение мать об истинной цели своего прихода, но просто попросить её о помощи. Глупец, глупец, глупец.
Он сам себя загнал в угол. Выбор небогат: либо Джон застрелит его как незнакомца при попытке к бегству, либо так или иначе нажмёт на курок, когда Шерлок обернётся, обнаруживая не только себя, но и свой непростительный обман.
Никто не мог бы назвать Холмса малодушным, читайте – трусливым и нерешительным. Хотя страх придавил бы любого, кого капитан Джон Уотсон, бывший служащий Королевского армейского медицинского корпуса, военврач, отец, несомненно, прямо сейчас держащий в руках заряженный пистолет, застал бы среди ночи у кроватки со своими детьми. Страх, быстро перерастающий в ужас.
Шерлок мысленно попрощался с жизнью. Он не хотел выглядеть трусом в глазах Джона Хэмиша Уотсона.
Ты уже мёртв, Шерлок Холмс, ты ходячий мертвец.
Больше тянуть было нельзя. Он глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться, собрал всё своё мужество и, медленно подняв руки, обернулся.