__________________________________________
* Халк (вдруг кто не знает - я не знала!)http://static.diary.ru/userdir/2/9/2/1/2921396/77322083.jpg
**Оксфорд Циркус – пересечение Оксфорд-стрит и Риджент-стрит в Лондоне.
http://static.diary.ru/userdir/2/9/2/1/2921396/77322111.jpg
***Дворец Холируд — официальная резиденция британских монархов в Шотландии. Ежегодно летом королева Елизавета II приезжает в Шотландию и проводит во дворце одну неделю.
http://static.diary.ru/userdir/2/9/2/1/2921396/77322179.jpg
**** Иллюстрация к главе 7 “Трёхмерные шахматы”
http://static.diary.ru/userdir/2/9/2/1/2921396/77894815.jpg
========== Глава 8/16. Деление на ноль (как совершить невозможное) ==========
Память Джона немногое удержала из событий того рокового дня.
Он помнил, как вернулся в опустевшую квартиру, не нашёл никакой записки, не получил смс и вдруг понял, что произошло что-то непоправимое.
Он помнил падение, показавшееся безумным прыжком в водопад, и Шерлока, стоявшего в развевающемся пальто на крыше Бартса. Когда в кармане завибрировал телефон, не надо было гадать, от кого звонок. Шерлок хрипло сквозь слёзы объяснял, что у него нет выбора.
Голос Шерлока в трубке умолял: «Я подвёл тебя, Джон, не сердись. Постарайся не возненавидеть меня. Помни обо мне. Помни, что я… что я люблю тебя».
Он стремительно летел к тротуару так, как будто мог в любой момент расправить крылья и унестись прочь.
Едва раздался отвратительный хруст, Джон рухнул на дорогу, сбитый велосипедистом. Перед глазами поплыл туман, он был нем, но вопил про себя: «Шерлок, Шерлок, Шерлок!»
Он помнил пятно крови и нимб каштановых волос на холодном сером тротуаре, каких-то людей (их было слишком много), не позволявших ему приблизиться к мужу – «мой муж, это мой муж». Его не пускали, удерживали.
Дальнейшие воспоминания безжалостно ясные. Откуда-то появился Майкрофт - не иначе, кружил где-то поблизости. Мать Шерлока опознала погибшего, так как Джон не держался на ногах: он упал бы, не дойдя до дверей морга, и тем более был не в состоянии даже взглянуть на безжизненное тело супруга (мёртв, мёртв, мёртв).
Лестрейд провёл Уотсона в свой кабинет, усадил, заставил взять стаканчик с отвратительным чаем из автомата и обратил к нему посеревшее лицо.
- Джон, - заговорил было инспектор, но голос ему изменил, и он потёр лицо, прежде чем смог продолжить. – Мне очень, очень жаль…- Уотсон прервал предписанные вежливостью слова, покачав головой. – Вот, это было при нём, - и инспектор сунул руку в карман.
В извлечённом пластиковом пакете были бумажник и ключи, а также обручальное кольцо на цепочке, которую детектив надевал во время расследований или когда ставил опыты в лаборатории. У Джона тоже была цепочка, но пользовался он ею нечасто. Кольцо приходилось снимать при работе в латексных перчатках, правда, доктор не так часто совал руки во что-нибудь опасное или гадкое, как детектив.
- Ключи и бумажник точно принадлежат ему, но мы не уверены насчёт кольца… На нём нет гравировки, возможно, оно связано с каким-то расследованием…
В тот момент Джон осознал, как мало людей посвящены в их отношения. Никакого оглашения они не устраивали.
Он помнил, как поднял голову и вгляделся в инспектора и только тогда понял, что даже Грег ничего не знает, хотя должен был, ведь он считался их другом, но даже не заметил, что доктор почти пять месяцев носит обручальное кольцо.
В памяти всплыло вытянувшееся лицо инспектора в тот миг, когда Джон поднял левую руку и помахал ею так, что отблески света заиграли на золотом ободке, совершенно идентичном лежащему на столе между ними.
- Это его кольцо, - Уотсон почувствовал дыру в груди, когда выталкивал эти слова. – Было.
- Господи, Джон! Я… боже, я понятия не имел, мне и в голову не приходило… Я… Извини…
Вдруг мелькнула мысль, что этот человек никогда больше не посмотрит на него прежними глазами. Джон мечтал, чтобы это всё оказалось страшным сном.
- Я могу пойти домой? – проговорил он безжизненным голосом.
Лестрейд отвёз его на Бейкер-стрит, не сказав за весь путь ни слова. Уотсон молча выбрался из машины и захлопнул за собой дверцу, не прощаясь и не благодаря.
Он помнил, что слёзы не шли, он просто лежал на той самой кровати, на которой каких-нибудь десять часов тому назад они занимались любовью, неподвижно смотрел в потолок и ждал, когда этот кошмар кончится и он проснётся.
Через несколько дней около него возник Майкрофт и в осторожных выражениях попытался донести, что днём состоятся похороны, что матушка обо всём позаботилась и что Джону следовало бы появиться там для последнего прощания.
Джон помнил, как непонимающе смотрел на деверя, будто тот говорил на иностранном языке. Майкрофт никак не прокомментировал тот факт, что Джон укутался в пальто Шерлока и обмотал шею его шарфом, побывавшими в химчистке и принесёнными за день до того Лестрейдом, а также то, что Джону не помешало бы помыться. Холмс-старший посидел около зятя полчаса, ни разу не нарушив молчания, и покинул квартиру, погружённую в могильную тишину.
На погребение Уотсон не явился.
Вместо этого он позволил старшей сестре затолкать себя в душ (их роли неожиданно поменялись), затем она всучила ему чистую одежду и практически силой выволокла из квартиры. Он смутно помнил, что день похорон провёл на диване у Гарри, завернувшись в одеяло и впервые отчётливо услышав бьющееся в нём вместе с ударами сердца заклинание «вернись, вернись, вернись», и как наконец он смог дать волю чувствам.
Он рыдал на плече у поглаживающей его голову сестры, которая тактично умолчала об их старой телефонной ссоре, во время которой на повышенных тонах просила брата бросить соседа-маньяка, так как закончиться всё может лишь слезами.
Дальше поползли недели, слившиеся в мозгу Джона в серую пелену ужаса и отчаяния. Он пытался перестать думать, перестать помнить о падении Шерлока и заполнял время чем угодно, лишь бы остановить поток мыслей. Эта трагедия легла в основу цепи событий, приведшей к появлению у него Рози и Тедди, от которых он теперь ни за что бы не отказался.
Однако в будущем ему придётся испытать сожаление, что он запретил себе обдумать в подробностях события того страшного дня. Он проклянёт себя за то, что доверчиво внимал словам, сказанным Холмсами – любым представителем этой фамилии. Он будет горько раскаиваться, что однажды препоручил им свою жизнь, жизни своих детей и даже их собственные.
Он будет сидеть на мятно-зелёном шезлонге эпохи Регентства, завёрнутый в одеяло, и говорить себе «вернись, вернись, вернись», но на этот раз не взывая к бесплотному духу покойного супруга, но подразумевая: «Вернись, время, не позволяй мне быть таким идиотом на протяжении невыносимо долгих месяцев». Сожаление сменит злость, которая постепенно перерастёт в ярость, снова переходящую в сожаление – и так по кругу. Но это всё в будущем.
А теперь Джон пропускает похороны. Вместо участия в церемонии погребения он позволил старшей сестре обнять себя, пока оплакивал своё горе. Прошли дни, а возможно – недели, когда миссис Хадсон наконец повезла его на кладбище, и он стоял и слушал, как она говорит слова прощания своему любимому жильцу. Затем пришёл его черёд, и он встал у могилы, разделённый с единственным человеком, ради которого стоило продолжать жить, двумя метрами земли. Он с трудом удержался, чтобы не лечь на могильный холмик, будто предлагая земле поглотить и себя; он лишь коснулся надгробия двумя дрожащими пальцами и сказал прерывающимся голосом: «Ты негодяй».