Если он обязан Шерлоку жизнью, может, он обязан попытаться стать счастливым, создав носителя ДНК любимого человека? Разве не так работает инстинкт продолжения рода? Партнёры смешивают гены и таким образом остаются жить в своих потомках и после смерти.
На все эти вопросы невозможно найти единственный верный ответ. Джону одному приходится принимать решение, которое обычно зависит от мнения двоих человек, да ещё в этом доме, полном призраков его погибшего супруга. Уотсону ненавистен Холмс-старший за то, что задачу надо решить здесь и сейчас.
В конечном счёте, Джон знал, что не сможет долго сопротивляться. Сколько бы он ни ковырял вилкой омлет, но всё же он должен сделать выбор и высказать его вслух.
На самом деле он понял, как будет действовать, едва он увидел подписанные почерком Шерлока пробирки и понял, что именно предлагает Майкрофт.
Было общеизвестно, что доктор Уотсон с радостью поддерживал все затеи Шерлока Холмса. Детектив знал это и считал восхитительным, необыкновенным и прекрасным. Майкрофт был осведомлён об этом и полагал, что это ужасно, нелепо и слегка забавно. Селеста, конечно, тоже была в курсе, но Джон понятия не имел, что же она думала по этому поводу. Сам доктор совершенно точно знал, каждой частичкой своего существа, что он пойдёт ради Шерлока на всё, и хотя порой сам ненавидел себя за это, но понимал, что противостоять этому бессилен.
Итак, наконец Джон оторвался от остывшего омлета, упёрся взглядом в надменное лицо деверя (опять навалился на пирожные, Майкрофт, набираешь вес; как ты вообще можешь есть, зная, что он умер? как?) и произнёс спокойным и твёрдым тоном солдата, встретившего врага лицом к лицу: «Я согласен».
На лице Холмса-старшего ничего не дрогнуло, выдавая радость победы, он лишь чуть крепче стиснул чашку. Селеста несмело улыбнулась Джону, будто захотела обнять его, но не была уверена, как он к этому отнесётся, и доктору ужасно захотелось понять, во что же его втянули.
Провести всю жизнь, заботясь о ком-то. Любить и оберегать маленькое подобие Шерлока - произведение Холмса и Уотсона.
Рука Майкрофта легла на его плечо и осторожно его сжала – это был единственный жест симпатии, которого Уотсон удостоился от своего деверя за всё время знакомства. Такое неожиданное проявление участия стало для Джона последней каплей в чаше терпения, он зажмурился, закрыл лицо руками и постарался остановить совершенно неуместные в обществе ближайших родственников Шерлока слёзы.
*Автор сместил не только характер и статус отношений главных героев по сравнению с сериалом, но и дату Падения.
========== Глава 2/16. От перемены мест слагаемых сумма не меняется ==========
Первый шаг к их сближению сделал Шерлок. Впоследствии Джон немного сожалел, что не он набрался смелости для этого, как будто действительно когда-либо смог бы, но именно Шерлок одним движением пересёк квартиру и заполнил собой личное пространство Джона, руки Джона и ту последнюю составляющую жизни Джона, в которую ещё не успел проникнуть.
Расследование не было таким уж захватывающим, но Холмс был неподражаем; ворвавшись в сопровождении Уотсона в помещение, где было совершено убийство, покружив по комнате (полы пальто эффектно развевались), он трижды пробежался цепким взглядом по всем закоулкам и, не обронив ни слова, вылетел прочь. Через полчаса детектив и его блоггер в буквальном смысле прыгали с крыши на крышу, преследуя убийцу. Шерлок едва не сорвался в процессе погони. Джон схватил подозреваемого, прижал к земле и удерживал до прибытия команды Лестрейда, как всегда, не поспевавшей за преступником и единственным в мире консультирующим детективом.
Джон забеспокоился под странным пристальным взглядом Шерлока, пока давал свидетельские показания, и дважды попытался выяснить, в чём дело, но не получил не только ответа на вопрос, но вообще хоть какой-то реакции, а детектив вплоть до возвращения домой так и не отвёл изучающего взгляда от доктора, даже когда вываливал на Лестрейда кучу наблюдений и рассуждений, на основании которых построил цепь выводов, пока инспектор не отстал от них и не отпустил восвояси. Джон взбежал по лестнице, мечтая побыстрее заказать еду на дом, а Шерлок неспешно поднимался за ним, настолько погружённый в лихорадочные и сложные размышления над задачей, не имеющей решения, что несколько раз останавливался.
- Джон, - сказал он, наконец войдя в квартиру, и от этого голоса у доктора всё заледенело внутри, он уронил телефон, повернулся и впился взглядом в лучшего друга, в человека, заставившего его вновь дышать и ценить жизнь, наполнив её яркими красками, как фейерверк – ночное небо.
В этот момент Джон абсолютно точно понимал, что должно произойти в следующее мгновение; это было неизбежно и неотвратимо, но он остолбенел, не в силах сделать шаг навстречу.
Так и получилось, что Шерлок приблизился, а Джон позволил этому произойти, и это могло бы стать важным прецедентом для них обоих, если бы уже не случилось намного раньше. Холмс всегда вёл за собой, а Уотсон охотно следовал. Это стало обычным порядком вещей с момента первой их встречи.
Они целовались, и Джону этот поцелуй вернул самого себя, позволив вздохнуть полной грудью. Он был знаком с этим ненормальным, совершенно сумасшедшим типом около шести месяцев, и лишь эти безумные полгода бывший военврач чувствовал всю полноту жизни. Губы Шерлока были горячими и жадно прижимались к его губам, и, как это уже бывало на войне в моменты смертельной опасности, эти месяцы пронеслись перед глазами Джона, внезапно дав ясное осознание, что Шерлоку он нужен не меньше, чем Шерлок нужен ему. Они оба оказались опутаны узами, которых не искали, но всё же попали в эти силки (Джон про себя решил, что Майку Стэмфорду стоит устроить сюрприз на Рождество, завалив крыльцо подарками). Привязанность к другу вытеснила все другие зависимости Шерлока: Джон стал для него якорем, надёжно удерживающим лодку Холмса на краю бездны и не позволяющим соскользнуть в смертоносный водопад. И хотя это был только первый поцелуй, но Уотсон легко и решительно принёс присягу на верность до конца своих дней этому человеку.
Поцелуй прервался, в глазах Шерлока полыхал синий огонь, когда он тыльной стороной руки вытирал рот, продолжая пристально смотреть в лицо Джона; а тот в ответ усмехнулся и привлёк Шерлока к себе, притянув за воротник умопомрачительной пурпурной рубашки.
Он держал Шерлока в своих руках, как бомбу с часовым механизмом, каждую секунду ожидая взрыва; Джон всегда думал, что в скоротечной жизни бомбы есть своя необыкновенная и трагичная красота. Пурпурный шёлк соскользнул на пол, и больше никому не хотелось задавать вопросы, да и о чём тут было спрашивать? Джон опустился на колени, лихорадочно расстёгивая и спуская с Шерлока брюки, и, задыхаясь от желания, прижался открытым ртом к горячей твёрдой плоти. Здесь и сейчас не имело никакого значения то, что Джон раньше никогда не делал ничего подобного; он наслаждался руками, вплетёнными в его волосы, невероятными звуками, вызываемыми его ласками, и вкусом, заполнившим рот.
Джон утратил свободу в тот миг, когда увидел в голубоватом свете лабораторных ламп обернувшегося к нему прозрачно-светящегося, почти неземного Шерлока. У него не было времени, чтобы покопаться в себе или хотя бы возмущённо запротестовать: «Я же натурал!» Просто жизнь Джона распалась на две части: До Шерлока и С Шерлоком. Ругать себя было бессмысленно, поскольку теперь он стал не тем Джоном Уотсоном, что был прежде; с того самого Первого Дня он превратился в Джона С Шерлоком Уотсона, а Джон До Шерлока Уотсон канул в Лету.