Мориарти пригрозил убить Джона, чтобы Холмс гарантированно разделил участь злого гения. И Шерлоку порой казалось, что Джим в этом преуспел, втянув его в свои безумные игры и сделав своим отражением. Детектив перестал быть тем, кем считал себя раньше. Он стал крадущейся в ночи бесшумной тенью.
Он стал жестоким и бессердечным, и если бы Джон увидел, с какой уверенностью пальцы Шерлока (Джон очень любил его пальцы, хотя Шерлок никогда не мог этого понять) сдавливают человеческое горло, так же просто, как будто удерживают тонкую фарфоровую чашку, а затем с хрустом ломают шею или перерезают горло зажатым в них ножом… Джон бы этого не вынес.
Его жертвы не были хорошими людьми. Шерлок Холмс без колебаний уничтожал любого, кто был связан с именем, которое все знают, но боятся произнести вслух. Мориарти хотел смерти Джона Уотсона, и Шерлок не мог позволить себе успокоиться, пока не расправится с каждым подданным этой страшной кровавой империи, чтобы его муж был в полной безопасности.
Джон Уотсон нечасто бывал в полной безопасности, но есть разница быть подстреленным из-за того, что ты носишь военную форму или помогаешь ловить опасных преступников и маньяков, или же стать мишенью только потому, что любишь и любим человеком, превратившимся в идею фикс для гения криминального мира. Шерлок не собирался держать Джона под хрустальным колпаком, в опасные минуты сам был рядом и к тому же знал, что бывшему военному для полноты жизни необходимы риск и приключения. Но мысль о том, что Джон попал под прицелы снайперов только потому, что был частью сердца Шерлока (и всей его душой), а какому-то негодяю хватило ума это вычислить, была невыносима.
Шерлок сам не понимал, почему решил выйти на связь именно в Куала-Лумпуре. Его бегство (падение) продолжалось уже шесть месяцев, он был вымотан и нуждался в передышке, а может, повлияло то, что он внезапно стал самим собой в тот миг, когда представил себя стоящим в центре Лондона.
Он подыскал гостиницу, неброскую, но достаточно современную, с неплохим выходом в интернет (пароль он смог подобрать без проблем), и позвонил брату, потому что Майкрофт ждал этого звонка с того момента, как разобрался в ситуации. У него это заняло три недели со дня падения – и Шерлок гордился собой. Раньше ему не удавалось водить за нос Большого Брата дольше десяти дней. Майкрофт и теперь не преминул вмешаться, но на этот раз его помощь действительно была нужна, без неё не справиться.
- Шерлок, - спокойно и уверенно произнёс Майкрофт, и это не прозвучало вопросом. – В Малайзии?
- Героин, - ответил Шерлок. Неужели прошло уже шесть месяцев с тех пор, как он в последний раз слышал голос Большого Брата, в котором звучала привычная нотка раздражения? Казалось, только вчера они стояли друг напротив друга в самолёте, забитом трупами, и обсуждали Мориарти, будто тот был чрезвычайно досадным природным явлением. – Крупная партия товара.
- Мориарти?
- Мёртв, - будто брат сам не знает этого. – Он застрелился на крыше Бартса.
- Ты тоже мёртв, мой дорогой брат, - произнёс Майкрофт ласково-омерзительным тоном, будто говорил с капризным ребёнком. – И всё же мы сидим, беседуем, совсем как в старые добрые времена. Как погода в Малайзии?
- Жара. Мориарти всадил себе пулю в череп. Его больше нет.
- Да, Шерлок, я это знаю.
- Но имя его живо.
- Это так, - был вынужден признать Майкрофт. – Это озадачивает, не так ли? Квартира в Брикстоне опустела, но…
- Ищи в Белфасте, - перебил его Шерлок.
- В Белфасте ничего.
- Проверь ещё раз.
- Шерлок.
Оба замолчали. Патовая ситуация. Майкрофт стремился вернуть его домой, но Шерлок беспокоился за безопасность Джона; и после того, что Холмс-старший вытворил семь месяцев назад, детектив скорее доверил бы собственную жизнь Ирен, а жизнь Джона матушке, чем выдержал бы более пяти минут разговора с братом. К сожалению, этот мерзавец прекрасно осознавал, что в нём нуждаются, а Шерлок понимал, что за пределами милой сердцу и родной лондонской кольцевой автодороги не может диктовать свои условия.
- Возвращайся домой, - наконец сказал Майкрофт. Это было уступкой с его стороны – дать брату маленькую победу, первым прервав затянувшееся молчание.
- Я не могу.
- Так ты ему не поможешь.
- Моё возвращение его убьёт.
- Он и так почти мёртв, и не из-за Мориарти – из-за тебя.
Сердце Шерлока пропустило удар.
- Что с ним?
Майкрофт вздохнул, и Шерлок почти увидел перед собой брата, крепко сжавшего пальцами переносицу.
- Майкрофт. Что с Джоном? Расскажи мне.
Шерлок не думал о Джоне на протяжении многомесячной изматывающей охоты, потому что ему не нужно было для этого специально обращаться к памяти – он каждую минуту держал мужа в уме. Иногда перед сном проскальзывала мысль, что если бы ему вскрыли грудную клетку, то увидели бы клеймо Джон Хэмиш Уотсон, вдавленное в каждый лёгочный пузырёк. Детектив не думал о своём докторе, потому что тот стал его безусловным дыхательным рефлексом, но если бы он изъял Джона из своего дыхания, чтобы специально подумать о нём, то умер бы от удушья.
Он знал, что разлука будет очень тяжёлой, но представить не мог такой ситуации, чтобы супруг покинул его по своей воле, и тем более – чтобы Джон ушёл из жизни.
- Приезжай и сам посмотри.
- Невозможно.
- Шерлок, - голос Майкрофта посуровел. Его тон говорил: это твоя вина и дело твоих рук. Сердце Шерлока упало, он знал, что упрёки разъевшегося самоуверенного мерзавца были справедливы. Он лишь на секунду представил, что Джона больше нет, и испытал невыносимую боль.
- Пожалуйста, Майкрофт.
- Он жив, но уже не был бы, если бы я не предпринял кое-какие шаги.
- Спасибо, - горло сжалось, говорить было почти невозможно. Он вложил в это слово всю благодарность, на какую был способен, а старшему брату он вообще впервые сказал нечто подобное.
- Возвращайся домой, - повторил Холмс-старший. – Или, по меньшей мере, сообщи ему, что ты жив. Почему ты прячешься от него?
- Он худший лжец в мире, Майкрофт. Правда обо мне моментально всплывёт.
Своим молчанием Большой Брат выразил согласие с этими словами.
Хаотичный уличный шум и запахи Куала-Лумпура бились диссонансом в гостиничные окна. Шерлок любил Лондон за то, что в городской суете прослеживался порядок, идеально отвечающий системе в его захламлённых и вместе с тем строго структурированных Чертогах Разума. Но местные звуки, запахи и вкус оскорбляли его чувства, с ними невозможно было примириться.
Два брата молчали в эфире несколько минут, не прерывая связь, и старший вслушивался и расшифровывал каждый вздох, пока младший боролся с нахлынувшими на него эмоциями и осмысливал полученную информацию.
- Ты мне поможешь? – раздался долгожданный вопрос. Гордость превратила эти слова в изощрённую пытку, но Шерлок принял её ради Джона. Для Джона он пошёл бы и не на такое.
Майкрофт едва не заскулил, совсем как однажды в семнадцатилетнем возрасте, когда передвигал книжный шкаф и прищемил им пальцы на ногах.
- О, Шерлок, естественно!
Холмс-младший откашлялся. Майкрофт зашуршал, поправляя воротничок рубашки. Под кашлем подразумевалось «спасибо», а под шорохом «ты мой младший брат, и я сделаю для тебя что угодно».
- Я хочу… Могу ли я… Мне необходимо… увидеть его. Хотя бы один раз.