Борис Петров
Единомышленники
Щепетов запустил руки в волосы и разлохматил их так, что вихры стали торчать во все стороны.
– Господи! Какие дураки! – простонал он.
Буглак только что пришел; припозднился – с позднего весеннего вечера, благоухающего ожиданиями, попал Алешка Буглак прямо в бормочущую квартиру.
– И не говори, – согласился он готовно, окунаясь в плотный дым сигарет.
И Леночка была согласна – вертела прекрасной античной головкой, кивала: «Дураки, дураки – все мужики дурни».
И даже нонконформист Вася Алексеев тяжело заворочался в кресле, где дремал, переваривая бутерброд, и издал солидарный звук, схожий с рокотом далекого грома на реке.
Буглак-то опоздал, но остальные сидели давненько; в углу мерцал тенями поражений и побед телевизор, за которым наблюдал искоса и незаметно нонконформист Алексеев, боясь признаться в любви к хоккею.
Ах, Леночка! Ах, как плавно ты двигаешься в сиреневом дыму, приближаясь к Щепетову, как теплоход – к пристани!
– Лицемерие, ложь, глупость – горько вещал Миша Щепетов. – Вот приметы времени нашего. Что вы делаете! Что творите?
Алешка Буглак принюхался, подхватил:
– Жажда наживы, сиюминутной выгоды.
– Да, да, – кивал Щепетов. – Все так!
– Главное, профессионализму ни у кого нету, – бурчал Вася, жуя канапе из Лениных ручек. – Надо быть профессионалом, чтобы отличаться от серой массы.
В телевизоре взревели трубно, словно мамонты в тундре – забили гол.
– Драться – каждый может, – горестно прокомментировал Вася. – А ты попробуй словом ударить!
– А, кому это надо – словом! – яростно вскинулся Щепетов, чувствуя женское тепло поблизости. – Кто сейчас владеет словом! Да вы поглядите, какая деградация вокруг!
– Страшная деградация, – застенчиво соглашалась Леночка, хватаясь за зеркало.
– И это те, на которых мы равнялись, которым всегда хотели подражать; это наши идеалы! – кричал, распаляясь, Миша. – Господи, слепцы мы, самые настоящие слепцы – столько лет профукать, промотать совершенно бездарно!
– Я, к примеру, стараюсь ни на кого не равняться, – с достоинством оборонил Вася, отвлекшись от экрана. – Даже на Овечкина, к примеру.
– Конечно, Мишка прав, – устало кивал Алешка Буглак, а весенний вечер отделялся от него, таял, как снег, в сизых пластах. – Да, мы же верили им, и действительно – слепо верили, настолько слепо, что даже и мысли не могли допустить, что может стать так, как сейчас. Главное – все ведь видели, видели, к чему дело идет, и молчали, ждали, что вот-вот выправится, что это так, текущий момент, а завтра все встанет на свои места. Вот она – слепая вера, вот к чему она привела!
– Ты, брат, тонко чувствуешь момент, – схватил Алешку за руку Щепетов, прослезившись. – Как ты хорошо сейчас сказал: слепая вера. Корень бед наших! Надо было не уши развешивать, а всё, всё самому проверять, с самого начала – тебе конфеточки красивые подают, в блескучей обертке; бери, мол, мил-человек, кушай, а ты сначала спроси – сколько стоит та конфеточка, потому как цену-то платим непомерную. А мы, с нашей слепой верою, сразу глотали – облизывались. Потому что мы добрые, наивные люди.
– Так нашего брата и покупают, – добавлял Буглак. – Конечно. Сначала дают и точно конфеточку в обертке, ты ее скушал – слааадко, вкууусно, потом – вторую, а потом в оберточку такое запихнут, что запросто отравиться можно… Да ты ж думаешь, что конфеточку ешь! Может, почувствуешь, что со вкусом что-то не так, но ведь предыдущие порции были отличные, так и убеждаешь себя, что и тут все в порядке, а тебе просто показалось…
– Еще и спасибо говоришь! – подхватил Щепетов, пылая уже в полном экстазе. – Да, убеждать себя – это мы горазды. Так ведь заметь, дружище, что теперь нас этим самым кормят уже даже и безо всяких оберток – ну вот еще, зачем теперь-то тратиться, и так схавают. А мы все жрем и жрем, облизываемся, считаем, что это – шоколад… а это не шоколад, а… ну, короче, не шоколад, да. Доколе??
– А я не ем сладкого, – с достоинством сказал нонконформист Вася. – Все едят, а я нет.
Леночка таинственно улыбалась.
– Эх, как же нас легко оказалось обмануть, охомутать… – продолжал Михаил. – Ослы мы, ослы, за морковкой тянулись-тянулись, а оказалось, что это – репейник.
– И морковки я тоже не ем, – осторожно пробурчал Вася.
– Почему? – простодушно удивилась Леночка.
– Я ж не осел, – пояснил нонконформист, покраснев.
Леночка задумалась, переводя взгляд с Васи на Михаила. Щепетов, уловив этот взгляд, взвился.
– Сами, сами во всем виноваты! – закричал он. – Наша инерция, наша слепота, наше проклятое самомнение! Сидели ровно на ж… эээ, ну, короче, сидели и никуда не двигались. Давно пора было показать им кузькину мать! Давно пора было дать понять, кто хозяин! Дать им по кумполу, чтобы прос… ээээ, осознали, кто мы такие на самом деле!