Едва успев подхватить стаканы, Роджер закричал:
— Сделай одолжение, Феба, — как всегда, он был безупречно вежлив, — помедленнее, пожалуйста.
— Сделай ей одолжение, Роджер, — раздался в ответ голос из динамика, — помедленнее, пожалуйста.
— Тебе не следовало садиться за руль, — упрекнула подругу Джули.
— А что следовало? Помочь тебе насиловать Роджера?
У Джули кружилась голова — то ли от «Черного Русского», то ли от вихляний «виннебаго». Глубоко вздохнув, она сделала небольшой глоток. Так-так, чужая спальня с дверью, оклеенной порнографическими плакатами. Откидной матрац, обтянутый белой простыней, как барабан кожей. Так, так, так. Действительно ли она хочет, чтобы Роджер, пыхтя и толкаясь, двигался в ней? Сумеет ли ее пухленькое тело должным образом ответить? Он не стал дожидаться острова Дюн. Словно по команде «ложись», Роджер повалился на матрац, увлекая за собой Джули. Его руки, казалось, были везде одновременно: мяли блузку, расстегивали джинсы.
Джули отстранилась.
— Прости, — быстро сказал Роджер. Его излюбленное словечко.
— Это не по правилам. Мы должны…
— Хорошо, мы кое-чем воспользуемся. — Роджер вынул из кармана вельветовых штанов запечатанный презерватив и игриво помахал им перед носом Джули. — Если ты не возражаешь.
— Я имею в виду наши отношения! — Несмотря на любопытство, несмотря на желание бросить вызов Богу, Джули хотелось, чтобы сегодня все произошло, как сказала бы тетя Джорджина, по законам вселенской гармонии. — Ты меня любишь?
— Ну конечно.
— Очень?
— Я очень тебя люблю, Джули. И мне ни капельки не мешает, что ты еврейка.
— Повтори.
— Повторить, что я тебя люблю?
— Ага.
— Я люблю тебя.
Чудесно. Теперь они не просто удовлетворяют естественное желание бросить вызов и эякулировать — теперь это пылкая страсть, взаимное обожание.
— Внимание, — снова затрещал динамик. — Расстегните ремни и прочее, до чего вы там успели добраться.
Джули помогла Роджеру снять с нее блузку и лифчик. Сердце, казалось, увеличилось вдвое. Это будет здорово? Ей понравится? Что она здесь делает?
— Я хочу полететь к звездам, — сказала она в тот вечер Фебе.
— Когда выберешься в полет в первый раз, — парировала та, — дальше астероидного пояса не улетишь.
Ее тело прониклось вибрацией «виннебаго», туфли и джинсы уже были сброшены, и лишь тоненькая полоска трусиков оставалась между ней и кусающим локти Богом. Да, все это нелепо, но не мы это придумали, решила Джули, расстегивая молнию на штанах Роджера. Мы оба невинны. Все вокруг девственно. Вся Вселенная — вместилище чистых, безотчетных пульсаций и нравственно-нейтральных законов гидравлики.
— Мама! Феба.
«Виннебаго» накренился, как корабль во время шторма, сбросив Джули и Роджера с матраца.
— Черт! Лусиус.
Остатки «Черного Русского» выплеснулись на ковер, кубики льда покатились по полу, как игральные кости. Дверь распахнулась, в спальню влетела Феба. Пальцы судорожно вцепились в дверную ручку, смуглое лицо, побледнев, высветлилось до цвета виргинского табака.
— Скорее!
— Закрой дверь! — взорвалась Джули.
— Ты что, не за рулем? — удивился Роджер.
— На помощь! — кричала Феба. — О господи, как же это я…
Джули выбралась из-под Роджера и, натянув блузку и джинсы, поспешила за Фебой в кабину.
Ее взгляду предстала жуткая картина. Лобовое стекло, боковые окна — все погрузилось в илистую непроглядную тьму. Со всех сторон их окружала жидкая грязь пролива. Космос? Только такой, каким его знает червь.
— Она съехала с моста! — Стоя на пассажирском сиденье, Лусиус размазывал проступавшую сквозь обивку грязь. — Как же так?! — В глазах у него блеснули слезы. — Феба, тупица!
«Виннебаго» снова накренился, бросив всех троих на правую дверь. Из кондиционера потекла черная струйка. Похоронены заживо. Тонут. Неделей раньше двадцать пять тысяч жителей округа Колумбия погибли в грязевом потоке. Дети и взрослые, благочестивые и развращенные, всех погребла бесстрастная жижа. Но это было лишь сообщение из сводки новостей, очередная вырезка для храма Джули.
— Что стряслось? — Спотыкаясь и застегивая на ходу штаны, в кабину ввалился Роджер.
По ширинке Лусиуса расползлось мокрое пятно.
— Нам конец, — всхлипывал он.
— Кац, сделай что-нибудь! — Словно задраивая люки подводной лодки, Феба выключила кондиционер и закрыла его шторки.
— Что она сделает? — вскинулся Лусиус.
— Эта девчонка такое может! — задыхалась от волнения Феба. — Она же дочь Бога, любимая и единственная.
— Кто? — опешил Роджер.
— Она спасет нас, ведь правда, Джули?
— Ну конечно, спасет! — простонал Лусиус.
— Ну конечно, спасет! — не могла перевести дыхания Феба.
Джули подняла глаза к небесам. Ну конечно, она изменит своим принципам. Ну конечно, она, как настоящая ханжа, спасет себя и троих друзей, оставив всех хербов мельхиоров умирать от рака? Ну конечно, она, как эгоистка, вытащит «Уличную Красотку» из болота, в то время как вся земля истекает кровью?
Нет! Она не настолько испорчена!
— Мама, — прохрипела она. «Виннебаго» продолжал погружаться. — Все в твоих руках, мама.
— Господи, прости меня, грешного, за то, что оскорбил тебя, — причитал Роджер, упав на колени. — Я отказываюсь от всех своих грешных помыслов, не оставляй меня, Господи, я боюсь мук ада, но больше всего…
— Мама! — горячо выдохнула Джули. — Мама, ты должна мне это!
Феба схватила Джули за руку.
— Не время разводить религиозные сопли. Сделай что-нибудь!
— Мама, я на грани!
— Джули, пожалуйста! — закричал Лусиус.
— Спаси нас! — умолял Роджер.
Спасти? Джули бросилась к рулю и крепко ухватилась за прорезиненный обод.
— Мама, я тебя предупреждаю! — Она изо всех сил крутанула руль. — Мама!
И был свет.
Повсюду свет. Он окутал фургон так, словно жидкая грязь вдруг стала расплавленным золотом. Руль превратился в сияющий ореол, рычаг — в огненный меч, спидометр — в комету.
— Мама, это ты? Ты?
Вневременная Вселенная залила кабину. Керамические осколки сложились в чайнички, пышные цветы сжались в бутоны, стрелки часов побежали в обратном направлении… И словно мамонт, высвобождающийся из смоляной ямы, «виннебаго» устремился вверх сквозь слой илистой жижи. — Мама! — О да, кто, как не Первичный Гермафродит, прибыл им на помощь, освободил их от земной гравитации, как фермер вылущивает зерна из кукурузного початка. — Спасибо, мама! Я люблю тебя!
Не прошло и минуты, как «Уличная Красотка» уже висела над мостом, словно вертолет.
— Невероятно, — выдохнул Лусиус.
— Господи Иисусе! — воскликнул Роджер.
— Как тепло, — всхлипнула Феба.
«Виннебаго» вдруг превратился в обитель неизъяснимой доброты и заботливого тепла: желтки выкарабкались из разбитой скорлупы и плюхнулись на сковородки, спящие малютки были нежно опущены обратно в колыбельки. С легким толчком фургон опустился на мост, прокатился немного и замер. Безудержные крики радости наполнили кабину, лаская слух Джули.
— Невероятно, твою мать!
— Матерь Божья!
— Еще теплее.
Дрожа от охватившего ее восторга, Джули повернула ключ зажигания, и, как озорное дополнение к свершившемуся чуду, забитый грязью мотор завелся.
— Куда? — спросила она, победоносно улыбаясь.
— На пляж! — Феба сияла от переполнявшей ее гордости. Как же, лучшая подруга дочери Бога! — От моста налево.
— Ребята, не знаю, что такое с нами произошло сейчас, — Лусиус разглядывал мокрое пятно на штанах, — но то, что я всю оставшуюся жизнь буду об этом помнить, это точно. — Он осторожно потрогал Джули за локоть, тотчас же отдернув руку, словно ожидал удара электрическим током. — Не знаю, может быть, ты могла бы, э-э…
— Что?
— Почистить фургон?
— Ничего подобного.