Но всё-таки: кого я вижу своим напарником?
Кто сможет защитить меня, разделить со мной горесть поражения и наслаждение победой?
Точно не человек, которого можно уничтожить любым касанием.
Могу ли я как-то помочь ему?
Алиса, что ты за девушка! Почему вместо того, чтобы поставить все карты на сильного бойца, не перестаешь думать о том, как восстановить слабого?
И всё-таки надо почитать целительские справочники. Вдруг там говорится что-нибудь о подобных проклятиях.
А главное — кому могло понадобиться наложить его?!
Я любила боевые тренировки. Нет лучше ощущения, чем магия, которая шелком скользит меж пальцев, просясь наружу. Ты выплескиваешь её, не задумываясь о последствиях, и она сносит всё на своем пути.
Сегодня мне достался в партнеры по спаррингу Динн Оуэ. Его отец занимал высокий пост в Верховной гильдии правопорядка и сына воспитал достойным человеком. Не зазнайкой и не снобом. Это был крепко сбитый, низкорослый парнишка с гигантскими ручищами, у которого всё распланировано наперед.
Я ему нравилась ещё с начальных курсов, и он всячески показывал свой интерес. Даже отрабатывал со мной заклинания не в полную силу.
А зря.
Я привыкла сражаться всерьез, без поблажек и сомнений. Если уж практиковаться, то на грани допустимого. Иначе как понять предел? Ведь в настоящем бою никто не даст тебе фору.
Поэтому я лупила Динна с особым садизмом огненными всполохами, а он вяло отвечал, смущаясь, стоило мне поднять на него взгляд.
— Да не стесняйся ты! — ворчала на однокурсника.
— Как-то это неправильно… девушку… огнем. А вдруг что…
Наш тренер, высоченная мадам Кинетти, обходящая тренировочный зал, неодобрительно цокнула.
— Мистер Оуэ! Прекращайте краснеть как дворовая девка. Решили стать боевиком, так отрабатывайте.
Ребята гаденько хихикнули.
Динн покраснел ещё сильнее, но по-детски надул губы и принялся выплетать заклинание. Я приготовилась парировать.
Мадам Кинетти ставила на каждого ученика защитные чары, поэтому даже от самого сильного заклятия оставалась четверть. Не отобьешь — огребешь. Будет больно, ведь никто не говорил, что боевая магия — это легко.
Но не более того. Скальпа не лишишься.
Так вот. Динн выплел огненное кольцо и медленно, словно до последнего не решаясь, направил его мне в лицо. Я хмыкнула и выставила руки вперед, но вдруг поняла, что кожу не щиплет магией щита.
Того попросту не оказалось.
Он словно испарился или… был снят кем-то вручную?..
Меня накрыло волной паники. От серьезного ранения отделяли считанные секунды. Я видела, как поток огня несется в мою сторону. Чувствовала, как жар лижет кожу, и становится тяжело дышать.
В голове опустело, но пальцы уже выплетали вязь защитного кокона. Машинально. Механически. Нить за нитью, узор за узором. Как учили на многочисленных практиках.
Одна неверная петля в заклинании, и меня испепелит пламя. Это уже не игра, здесь не отделаешься парочкой ожогов.
Успела!
Огонь ударил в грудь, но не сжег, а отбросил в сторону взрывной волной. Я отлетела к стене, нелепо вскинув руки. Головой приложилась о пол, и перед глазами потемнело.
Но это была сущая малость по сравнению с тем, на что способно магическое пламя, если не успеть его остановить.
Мир потихоньку прояснялся.
Возле меня столпились ребята с потока. Динн чуть не плакал, стоя передо мной на коленях и не решаясь коснуться лба. Я шмыгнула носом, из которого хлестала кровь.
— Кто снял с тебя блок?! — бледная мадам Кинетти вся дрожала, пока сканировала меня на предмет ранений. — Это невозможно. Я накладывала его самолично. Что же произошло?!
Да если бы я знала…
Допросили всех ребят с практики, но никто ничего не видел, не чувствовал, не рушил защиту самостоятельно. Да и как бы желторотый студент смог снять заклинание магистра? Мы хоть и выпускники, но нам далеко до уровня мадам Кинетти.
Глупо подозревать своих. На мою жизнь никто не покушался. Случается и такое, что магия, как любая материя, портится сама по себе.
К тому же я не пострадала. Ну, легкое головокружение да кровотечение. Меня быстренько подлатали, но от практики до завтрашнего дня отстранили.
Нечего, мол, искушать судьбу.
В общем, полдня я слонялась без дела.
Ну а вечером тренер рабов, мадам Потт, собрала весь поток на открытом стадионе. Это была рослая женщина за пятьдесят, во взгляде которой сквозило вечное раздражение. Она постоянно поигрывала хлыстом, хотя использовала его редко. Чаще запугивала. Рабы выстроились за её спиной, а мы расселись на трибунах.