Я оглядываю комнату широко раскрытыми глазами, потом перевожу взгляд обратно на подарок. Это украшение. Это украшение в форме пряничного домика, с фотографией внутри.
Моей мамы со мной.
Я никогда прежде не видел эту фотографию. Она присела рядом со мной, сжимая мои руки. Я смотрю в камеру, неестественно широко улыбаясь, а она смотрит на меня. У нее такая счастливая улыбка, полная гордости. Такая живая.
Она смотрит на меня так, словно никогда не отпустит.
У меня что-то размазано по лицу, возможно, шоколад, и мой давно потерянный друг повис у меня в руках.
Бабблз.
Джун с гордостью объявляет:
– Я не смогла найти твоего друга-слоника, но мама нашла эту фотографию на чердаке. Он больше не потерян. Он будет всегда жить с тобой на этой фотографии.
Я молча смотрю на нее, пораженный. Не знаю точно, что ожидал там найти, но явно не это. Я открываю рот, чтобы поблагодарить Бейли за такой трогательный подарок, но ничего не выходит. Слова застряли в горле, словно тягучая карамель.
Поэтому я просто обвожу глазами комнату. Втягиваю воздух.
А потом…
Я плачу.
Не могу сдержаться.
Меня переполняют эмоции, я сжимаю украшение и закрываю лицо ладонями от встревоженных наблюдателей. Я плачу так сильно, что даже не знаю, откуда берутся слезы. Я давно не плакал так, как сейчас.
Меня нежно обнимают за плечи, а затем раздается голос. Успокаивающий голос. Голос, который напоминает мне о маме, отчего я плачу еще сильнее.
– О, Брант… Прости, милый. Мы не хотели заставлять тебя плакать…
Я знаю, что они не хотели. Они хотели подарить мне что-то очень ценное, а я заставляю их чувствовать себя виноватыми. Всхлипывая, я потираю глаза и поднимаю голову, нижняя губа все еще дрожит.
– С-спасибо. Простите, что я расплакался. Я просто… сильно по ней скучаю.
Тео похлопал меня по спине, у него самого заблестели глаза.
– Хочешь повесить его на елку?
Я киваю.
Поднявшись на ноги, я вытираю слезы и подхожу к искусственной елке. Мистер Бейли встает с дивана, и когда я смотрю на него, то понимаю, что он тоже плакал.
– Почему бы вам не повесить ее на самую макушку, – предлагает он, присоединяясь ко мне, и тянется к украшению. – Прямо под сияющей звездой.
– Хорошо, – всхлипывая, говорю я.
Он прикрепляет ее, и мы оба отходим назад. Улыбка сменяет мои слезы. Кажется, что она смотрит на меня.
Джун дергает меня за рубашку, и я наклоняюсь к ней. В руках она держит Агги.
– Сегодня ты можешь спать с Агги, – говорит она мне ласковым голосом. – С ним я всегда чувствую себя лучше, когда мне грустно или страшно.
Расчувствовавшись от этих слов, я снова чуть не плачу. Я сдерживаю слезы, заставляя себя улыбнуться.
– Это очень мило с твоей стороны, Джунбаг, но он твой друг. Со мной все будет в порядке.
– Ты уложишь меня спать?
Миссис Бейли одобрительно кивает, а Тео мчится к дивану и запрыгивает на колени к отцу. Они оба смеются, и эта картина трогает мне сердце. Я вздыхаю.
– Конечно. Пойдем.
Мы идем по коридору в ее комнату. Я наблюдаю, как Джун, широко улыбаясь, плюхается в постель и подпрыгивает на матрасе. Она уютно устраивается под одеялом, калачиком.
– Мне так жаль, что тебе грустно, Брант. Что-то плохое случилось с твоей мамой? Это то, о чем говорила Моника Портер в домике на дереве?
Я прикусываю щеку, усаживаясь рядом с ней.
– Да, так и есть. Но мне не хочется сейчас об этом говорить, – тихо отвечаю я. – Мне очень понравился подарок. Он заставил меня плакать в хорошем смысле.
– В хорошем смысле?
– Да. Это было так трогательно, и я почувствовал много любви в тот момент. Иногда большая любовь может быть причиной слез.
Она хмурится:
– Я не плачу от любви.
– Может быть, когда-нибудь будешь.
– Это звучит не очень хорошо. Не думаю, что мне хочется большой любви.
– Это здорово, когда она есть, – говорю я ей. – Минус в том, что чем сильнее любовь, тем больнее ее терять.
Она кривит губы, обдумывая мои слова. Не думаю, что она понимает, но я этого и не жду. Джун еще слишком маленькая, невосприимчива к тяжелым последствиям любви. Тех ее аспектов, что причиняют боль. Сейчас она ощущает лишь красоту этого чувства.
– Спокойной ночи, Джунбаг, – шепчу я, наклоняясь, чтобы поцеловать ее в лоб. – Пусть тебе приснятся июньские жуки, летающие высоко над радугой, над верхушками дымоходов среди лимонных леденцов.
– Дымоходы – это по которым спускается Санта, – хихикает она.
– Именно так.
Я уже собираюсь встать и уйти, как вдруг она снова зовет меня:
– Эй, Брант?
– Да?
– Мне кажется, я больше не хочу себе туфли для чечетки, – говорит она, натягивая одеяло до подбородка. – Я хочу, чтобы Санта принес мне кое-что другое.