5
Дани
Аврум утверждал: чтобы выжать максимум из моего музыкального потенциала надо придумать концепцию маркетинга, учитывающую два основных моих достоинства: цветущую внешность юнца и умение громко трубить.
Мы все относились к советам Аврума очень серьезно. Мы искренне уважали человека, превратившего «Бамби и Бамбину» в мировых знаменитостей. Он был гением рынка, и его понимание шоу-индустрии было абсолютным. Все мы знали реальных персонажей, скрывавшихся под маской Бамби и Бамбины. Она была самым немузыкальным существом на планете, не могла взять правильно ни одной ноты. Согласен, хороша собой. По словам Аврума, она была «красотка номер один и самая скверная певица на свете». В отличии от Бамбины, Бамби был сказочно музыкален. У него был приятный голос, и он прекрасно вел свою партию, но это было его единственное достоинство. В остальном это был отталкивающий, уродливый, жирный педофил с уголовным прошлым.
Благодаря Авруму эти два, мягко говоря, «не гения» преуспели невероятно. Они выпустили пластинку, которая стала мегахитом с первого дня. Через две недели они поженились, все остальное вы найдете в книгах по истории шоу-бизнеса. Через несколько дней они взлетели на самую вершину славы. Честное слово, у меня были все основания уважать человека, сделавшего из Бамби и Бамбины мировую сенсацию.
Мелодия должна вселять тоску и подавать надежду, говаривал Аврум. Я полагаю, что в те времена он особенно искал сентиментальную музыку, музыку которая работает на самом глубоком эмоциональном уровне. Я-то сам любил совсем иное. Вы, наверное, знаете, я всегда был большим поклонником джаза. Любил слушать Луиса Армстронга, Дюка Эллингтона, Кола Портера, Эллу Фицджеральд, Чета Бэйкера. Когда Лионел Хамптон гастролировал в Израиле, я был на его концерте двадцать семь раз из тридцати возможных. В армейском ансамбле мы бесконечно джэмовали. ИгралиSummertime,Hello Dolly, In a Sentimental Mood, Take the A Train и прочий американский набор.
Мы импровизировали изо дня в день. Я думаю, что был неплохим импровизатором, но мой свинг всегда оставлял желать лучшего. Я упражнялся часами под звуки метронома, поставленного на две четверти, но никогда не мог поймать нужный ритм, никогда не мог сыграть этот расслабленный черный свинг дольше, чем четыре такта. Я белый, и этим все сказано. Помню, как молодым солдатом я верил, что стану знаменитым джазистом. Был готов посвятить всю жизнь джазу и репетировать столько, сколько потребуется. И тогда первое эхо би-бопа докатилось до тель-авивских музыкальных магазинов: Диззи Гиллеспи. Чарли Паркер, Сонни Роллинс, Ли Морган. Это был конец, крах мечты. Они были недосягаемо хороши. Я даже не знаю, как определить их идеи, как описать их, они неземного происхождения. Они поколебали мою веру в себя. Какое-то время я чувствовал себя очень несчастным. Было что- то в их музыке, что заставляло меня...
Берд: Простите, что прерываю вас, Дани, но меня интересует отнюдь не история джаза. Я не поклонник джаза. Мое исследование посвящено израильскому обществу и израильской культуре. Если вы не возражаете, я хотел бы больше узнать о вас, об Авруме, о вас и Авруме.
Дани: Хорошо, вы правы, меня заносит время от времени. Да, Аврум еще тот тип. Но, можете мне не верить, его странности меня особенно не занимали. Когда я думаю об этом сейчас, возникает множество справедливых вопросов, которые вы можете задать. С одной стороны, он был послом израильской культуры, с другой стороны, его манеры ниже любого приемлемого уровня, а вербальные возможности крайне ограниченны. Как эти качества могли совмещаться в одном человеке? Как этот косноязычий человек стал послом израильской культуры?
Не спрашивайте меня. Забавнейшим образом он превратил свой недостаток в преимущество. Он следовал инстинктам. Молниеносно усваивал альтернативные формы общения. У него был удивительный талант подхватывать диалекты, акценты, сленг и профессиональный жаргон. Думаю, он был хамелеоном жаргона, ученым идиотом.
Берд: Я понимаю, куда вы клоните. Но теперь вы меня слегка запутали: как же он общался с вашими юными поклонницами, как вытаскивал их из толпы?
Дани: Вы имеете в виду писявок у служебного входа?
Берд: Ну, например.
Дани: Я не думаю, что он хоть как-нибудь к ним обращался. Вообще сомневаюсь, что он разговаривал с женщинами не по делу. Уверен, что он предавал сексуальности большое значение, хотя сам был далек от плотских страстей. Он прогуливался меж девиц, разглядывал, прикидывал, выбирая тех немногих, что соответствовали моим критериям. Не думаю, что он разговаривал с ними. Он был достаточно выразителен, когда это касалось шоу-бизнеса — прейскурант, транспорт, программа; но говорить с женщиной — это уже совсем другой коленкор. Общение с женщиной — искусство само по себе. Далеко не все мужчины наделены этим редким даром. Так вот, я думаю, он просто указывал на выбранную девицу пальцем и передавал с рук на руки охранникам, которые и пропускали ее в мою гримерку.
Вы знаете, когда я это говорил, я подумал, что никогда не видел, чтобы он с кем-то сближался, ни с мужчиной, ни с женщиной. Я не помню, чтобы у него были друзья. Насколько я знаю, он не пил. Всегда был одет в один и тот же старомодный двубортный костюм и всегда с тем же ужасным галстуком «желтая зебра». Иногда он исчезал после концерта. Говорил, что ходит в местное казино: «Я люблю звук рулетки». Я ему верил, хотя некоторые музыканты оркестра шептались, что видели его в квартале красных фонарей, посещающим сомнительные заведения. Он был очень состоятельным человеком — уже и в те времена. Думаю, он мог позволить себе все, что душа пожелает.
Берд: Веский довод. А деньги? Артисты любят жаловаться на то, что менеджеры их обманывают и обсчитывают.
Дани: Деньги... Да я и не знаю, я не из тех, кто спрашивает о деньгах. Думаю, он всегда имел четкое личное представление о честности и порядочности. Он всегда справлялся, всем ли я доволен. Но в то же время я знал, что он доволен больше моего. Это очень часто встречается среди воротил шоу-б изнеса—они особенно любезны в обхождении со звездой первой величины. Правда, вы должны понять, что богатство никогда не имело для меня особого значения. Как видите, я живу довольно скромно. Мне немного нужно — дайте только писать и играть на трубе, и я буду вам благодарен.
Аврум, несомненно, был прожженный пройдоха, но чтобы преуспевать в шоу-бизнесе, вы должны иметь пройдоху в своей команде. Я уверен, многие скажут, что Аврум переходил планку обычной прижимистости. Кроме гонорара, из него нельзя было вытянуть ни гроша. Он никогда не платил за вашу выпивку, не приглашал на обед, не угощал сэндвичем или мороженым. Все совсем наоборот, от вас-то он как раз и ожидал приглашений на обеды в приличные рестораны. Он знал, как блюсти свои интересы и деньги. Я уважал эти ею черты и никогда на него не давил, ни в плане денег, ню в другом плане.
6
Аврум
Берд: Доброе утро, г-н Аврум. Как поживаете? Сегодня славный денек!
Аврум: Жаловаться не приходится!
Берд: Смотрите что я принес, хаминадос, бурекас[13]и несколько кубинских сигар. Мне сказали, что хаминадос способны превратить вас в ангела.
Аврум: Это правда. Спасибо, приятель. Что тебе сказать, ты меня порадовал.
Берд: Давайте продолжим с того места, где мы остановились на прошлой неделе. Напомню, что вы говорили о революционной идее «шпионажа в винной среде».
13
Сефардские лакомства. Хаминадос - балканские пирожки с начинкой из сыра «Фета» или шпината, бурекас - яйца, оставленные в печи на ночь и спекшиеся до коричневого цвета.