– Руда еще есть, – отрезал Майлз. – Голову даю на отсечение. А наличие руды гарантирует нам повышение безопасности и увеличение зарплаты. Но чтобы достать ее, потребуется разрабатывать новые шурфы.
– И на это нужны деньги, – подчеркнул Делани. -Как, дьявол побери, вы надеетесь открыть новые шахты, когда у вас нет денег на ремонт тех, которые уже открыты? Говорю вам, – вы окажете всем нам услугу, если продадите рудник Либински.
– Только через мой труп, Делани. Я...
В этот момент послышались крики мужчин, и участок земли и камней обрушился со стены. Когда шахтеры бросились врассыпную, Оливия внезапно почувствовала, что ноги ее оторвались от земли – это Майлз схватил ее одной рукой за талию и оттащил в сторону, прочь от падающих камней и спотыкающихся мужчин. На мгновение они, казалось, застыли на месте, она прижималась к его груди, его лицо было над ней, а глаза отражали свет фонаря на стене.
Так же быстро он благополучно передал ее графу Уорвику, который подхватил ее на руки и понес подальше от ненадежно шатающихся глыб, которые, казалось, обрушивались камень за камнем на грязный пол штольни. Майлз бросился к юноше не старше восемнадцати, который споткнулся и растянулся в грязи. Обхватив его за плечи, Майлз помог ему подняться на ноги и поспешно отвел на безопасное расстояние.
К счастью, стена больше не обвалилась, и, словно ничего не случилось, Макмиллан заорал на людей, чтобы возвращались к работе, рявкая приказания и оскорбляя тех, кто замешкался.
Когда рабочие подняли кирки и побрели обратно в тоннель, Оливия взглянула на графа Уорвика и заметила:
– Милорд, вы можете поставить меня на ноги. Я прекрасно могу сама ходить.
Он поставил ее на ноги. Сердце Оливии клокотало от гнева. Гнева на невыносимые условия труда в шахте, не говоря уж о бессердечности Макмиллана. Она испытывала возбуждение и шок от того, как Майлз спас ее от возможной опасности. Она подняла глаза на графа Уорвика и не без удивления обнаружила, что он улыбается.
– Не вижу причин для улыбок, милорд.
– Я просто думал, что вы напоминаете одного очень близкого и дорогого мне человека.
– О? Кого же?
– Мою жену. Думаю, вы с ней подружитесь. Вернулся Майлз в сопровождении шахтеров. Макмиллан с раскрасневшимся от жары и злости лицом и стиснутыми в кулаки руками замыкал шествие.
– Вы совершаете ошибку, – рявкнул Макмиллан Майлзу, который остановился и повернулся к нему. – Вы вытащите этих людей отсюда и они не вернутся на работу.
– Судя по виду этих перекрытий, им повезло, что они еще живы, Макмиллан. Что, черт побери, вы делаете с деньгами, которые я направляю на решение этих проблем?
– С таким же успехом вы могли бы швырнуть свои деньги в эти чертовы ямы, – ответил он.
– Мы уже сказали, – заговорил Джейк. – Самым разумным будет продать рудник Либински. Или закрывайте его – и дело с концом.
– Идите вы оба к черту, – огрызнулся Майлз и схватив Оливию за руку потащил к подъемнику.
Несколько последующих часов Оливия оставалась в своей комнате, глядя в окно на пропитанную дождем округу, между тем как мысли ее блуждали далеко-далеко. Ее сын жив и здоров в Брайтуайте, но она скучала по нему и надеялась, что и Майлз скоро вернется.
По крайней мере, с Майлзом все в порядке, и она была почти уверена, что он придет домой. Ей вспоминалось, как Майлз заключает ее в свои объятия и целует... как он спускается в ту темную, мокрую и опасную яму на Маргрейв Блафф, чтобы спасти Брайана. Полжизни она предавалась фантазиям о Майлзе Уорвике. Страдала от ревности и безмерной печали, когда узнала, что Эмили завела с ним роман. А теперь... теперь Оливия постигает, что брак без ответной любви может быть много хуже, чем его отсутствие.
Стук в дверь вывел ее из задумчивости.
– Кто там? – отозвалась она.
– Я хочу поговорить с тобой, – послышался голос Майлза.
Оливия схватилась за очки, почувствовав себя глупо, когда пальцы нащупали оправу без стекол. Она взглянула на себя в маленькое зеркальце, висящее над умывальником, проверяя, в порядке ли волосы, убрала несколько выбившихся прядок на место и расправила юбку руками.
Девушка слегка приоткрыла дверь. Он стоял в полутемном коридоре с бутылкой виски в одной руке и двумя чашками в другой. Глаза казались черными как ночь, а рот чуть изогнут в знакомой сардонической усмешке.
– Миссис Уорвик, – сказал он. – Судя по вашему виду, вы не прочь выпить.
– Я, сэр?
Он толкнул дверь плечом и вошел в комнату. Оливия наблюдала, как он подошел к маленькому столику, за которым она делала кое-какие записи о руднике в последние несколько часов, поставил бутылку и чашки и взял бумаги.
– Скажи мне, – Майлз взглянул на нее и швырнул бумаги обратно на стол, – ты любишь детей, Оливия?
Удивленная вопросом, Оливия кивнула. – Мне кажется, это очевидно... Он отмахнулся от ее ответа.
– То, что у тебя есть ребенок, не обязательно должно означать, что ты любишь детей. Существует масса причин, почему люди производят потомство, последняя из этих причин – любовь друг к другу и к детям. Уж ты-то, как никто другой, должна это знать.
– Почему ты спрашиваешь?
Майлз налил виски в чашки, потом сделал большой глоток прямо из горлышка. Полоски угасающего света образовывали узоры на полу у его ног, и он долго, не отрываясь, глядел на бутылку, прежде чем взглянуть на нее.