– Люби меня, – выкрикнула она, не в силах больше ждать ни секунды, не обращая внимания на назойливые предостережения мозга.
– Люби меня, – молила она, глядя в его лицо. В его чертах, казалось, была боль, но на губах и в глазах играла улыбка, а руки ласкали ее с такой безграничной нежностью, что хотелось кричать.
И ее тело отозвалось. Глубоко зародившаяся страсть стала мягкой, горячей и тягучей, а страх неизвестного испарился с наплывом желания. Она почти не заметила короткой вспышки боли, когда он погрузил в нее свое тело, но громко вскрикнула в триумфе завершения.
О Боже, наконец-то.
Они лежали среди высокой, колышущейся травы на вершине утеса, и небо было голубой чашей над их головами, их волосы слегка раздувались ветром и легкими, плавными движениями его тела. Как он великолепен! Как красив! Она любит каждую черточку его лица. Она боготворит ощущение его обнаженной кожи на своей гладкой плоти, грубоватые черные волосы, мышцы ягодиц, сжимающихся с каждым погружением. Внезапно она затерялась, как никогда раньше, беспомощная перед этим падением, перед захватывающим течением жидкого пламени, пронзающего ее чресла и выбивающего воздух из легких.
Она пламенно отвечала на его поцелуй, открывая рот навстречу его горячему языку, даже когда движения его стали почти яростными, принося с каждым глубоким толчком совершенно новое ощущение наслаждения, боли и неудержимости. Стиснув его волосы пальцами, она приподнималась навстречу каждому движению его плоти, отвечая на его любовь с лихорадочным пылом, который была не в силах больше сдерживать.
Ее мир превратился в безграничное наслаждение и радость. Его поцелуй раскрывал ее душу, и она отдавалась телом и душой до тех пор, пока не достигла желанного апогея, сделавшего ее беспомощной и, наконец, свободной.
Глава 19
Майлз медленно открыл глаза. Утреннее солнце, проникавшее в комнату через окно, ослепляло его. Голова раскалывалась, а воспоминания предыдущего дня расплывчатыми образами проникали в его пульсирующий мозг.
Боже. Сколько же он провалялся пьяным? Привстав на кровати, он поглядел на смятые простыни рядом с собой и, притянув подушку к лицу, различил слабый аромат фиалок.
Он скатился с постели и постоял немного, пока голова перестала кружиться. Затем окинул взглядом разбросанную по полу одежду – сапоги, бриджи, рубашки. Наклонившись, поднял женский чулок и усмехнулся.
– Брайан, сейчас же слезь с этой стены, – послышался издалека голос Оливии.
Майлз прошел к окну и выглянул из него как раз в тот момент, когда Оливия снимала сына со стены. На мгновенье мать и сын закружились вместе, громко смеясь, словно радуясь яркому утреннему солнцу.
Он быстро оделся, испытывая ощущение, будто его голова и тело существуют сами по себе, и поспешил вниз по лестнице. Слуги ходили на цыпочках, бросая на него опасливые взгляды. Увидев Салли, выглядывающую из-за двери, Майлз остановился и нахмурился.
– Иди сюда, – приказал он.
– Только если вы пообещаете, что больше не будете ничем в меня швырять.
Подняв бровь, Майлз повторил:
– Иди сюда... пожалуйста.
Служанка неохотно приблизилась, остановившись на безопасном расстоянии.
– Я бы хотел чашечку очень крепкого черного кофе. Я выпью его у себя в комнате.
Она недоуменно посмотрела на него.
– Сэр... ваша мать...
– Моя... боже. Ну, тогда ладно.
Майлз прошел по коридору к кабинету и вышел через дверь в сад, где Оливия стояла, держа в руках садовый совок и перчатки, а Брайан собирал камешки, которые выковыривал из земли. Подойдя к жене сзади, Майлз обнял ее за талию, отчего она подпрыгнула и уронила перчатки.
– Доброе утро, – прошептал он ей на ухо.
– Кто это? – спросила она наигранно строгим голосом.
– Твой муж, конечно.
– О, и всего-то? А я подумала, может, это конюх из соседнего имения. Мы встречаемся здесь каждое утро в десять.
Он засмеялся и отвел ее распущенные волосы в сторону, обнажая изгиб шеи.
– Я никогда не замечал, что ты душишься фиалковой водой за ушами.
Вы многого во мне не замечали, сэр. Он повернул ее к себе лицом. Его взгляд охватывал её черты, а затуманенный мозг медленно отмечал поразительные перемены в женщине, стоящей перед ним. Щеки Оливии цвели румянцем, глаза сияли, как изумруды. Распущенные волнистые волосы отражали утреннее солнце, как отполированная медь, и ему ужасно хотелось запустить в них руки. Но она улыбнулась немного неуверенно и отстранилась.
– Как ты? – поинтересовалась она, пожалуй, чересчур формально, наклонившись, чтобы поднять перчатки.
– Голова гудит, и все как в тумане.
– Не сомневаюсь. – Она оглянулась на Брайана, который продолжал складывать камешки.
– Что за чертовщина была тут вчера? Все смотрят на меня, будто я двухголовый теленок.
– Я бы сказала, это прекрасно определяет твое поведение. Так ты ничего не помнишь? – Оливия направилась к дому.
– Кое-что помню, – ответил он, нагоняя ее.
– Что именно?
Внезапно остановившись, Майлз взял ее за руку и развернул к себе лицом. Глаза ее расширились, а розовые губы приоткрылись за миг до того, как он поцеловал ее, вначале нежно, потом страстно, лишая ее дыхания и вызвав трепетный восторг, когда их языки соприкоснулись.