– Я не могу превратиться в бездонную бочку, только чтобы доставить тебе удовольствие, мама.
– Да, конечно, – прошептала Мария, – но мне кажется, ты бледна. – В тридцать три года она все еще была красива, но цвет ее лица утратил свою былую свежесть, казалось, она израсходовала свою жизненную силу в тяжелые годы войны.
– Да нет, мама. Я в отличной форме. – Это была не совсем обычная фраза для нее, и отец это тут же почувствовал.
– Кто тебе это сказал? – спросил он, поднимая глаза на дочь.
– Да так, одна старая подруга. – Анна сделала глоток минеральной воды из бокала и по-детски загляделась на себя в блестящей полости серебряной ложки, в которой сверкнуло ее забавно деформированное изображение. Был вечер, окна были открыты, и с Форо Бонапарте доносился шум уличного движения, который за последние годы заметно усилился.
– В твоем возрасте, – добродушно заметил Чезаре, – должно быть, нередко случаются встречи со старыми подругами.
– Просто так говорится «старые», – отпарировала Анна, которая уловила легкую отцовскую насмешку и имела наготове ответ. – Мы, конечно, не прошли бок о бок всю войну, но у нас было несколько месяцев своих военных действий. Друг против дружки, естественно.
– Я ее знаю? – Чезаре едва заметным жестом остановил слугу, наливавшего вино. Он не любил оставлять еду на тарелке и вино в стакане.
– Это Сильвия де Каролис, – небрежно бросила Анна.
– Та приставала, которая заставляла тебя поплакать в первом классе? – Его голубые глаза на мгновение сверкнули, но тут же мягкая улыбка стерла неприязнь. – Воображаю, сколько воды утекло за восемь лет.
– Глупость и подлость неизлечимы, папа. Со временем они проявляются даже сильнее. – Ей нравилась эта сентенция, которую она впервые услышала от него самого.
– Цитируешь своего отца?
– Раз цитируют классиков, значит, можно цитировать и отца.
– Короче, – с ломбардской практичностью сказал он, – чего ты хочешь от меня?
Зеленые глаза Анны заблестели от любопытства.
– Папа, кто такие де Каролис в Милане? – В высшем свете достоинства вещей и людей измерялись только престижем и властью. И одно влияло на другое.
– Отец Сильвии отличный издатель, но плохой делец.
– В каком смысле?
– В каком смысле? – повторил Чезаре. – В том смысле, что он ставит сети слишком высоко. Работает для потомства и для искусства, а это не гарантирует коммерческого успеха.
– Однако его книги очень хороши. – Анна вспомнила прекрасные издания, альбомы с репродукциями великих художников, которые занимали целую полку в ее библиотеке.
– Люди покупают вещи не потому, что они действительно хороши, а просто потому, что они им нравятся.
Дома, мебель, автомобили, книги: или ты чувствуешь веление времени, потребу дня, или закрывай свою лавочку.
– Они издают и газету? – спросила она, словно знала ответ.
– Да, женская газета. «Персоналита» – так она, кажется, называется. Надеюсь, тебе не взбрело на ум сделаться журналисткой? – спросил он встревоженно.
– Нет, папа. А ты, почему ты сам не купишь газету? – Анна собрала со стола крошки и по детской привычке положила их в рот.
– Дешевле покупать журналистов, если ты не разбираешься в этой кухне. Всегда есть кто-то, кого можно купить. А ремесло издателя требует таланта, но главное, компетентности и удачи. Это фортуна. В противном случае оказываешься должником.
– Как у де Каролисов? – Она взяла нарцисс из вазочки в центре стола и вдохнула его аромат.
– Ну да. – Любопытство дочери начинало вызывать у него подозрения.
– Но ты в самом деле уверен, что они в долгах?
– У меня тесные отношения с их банком, и я знаю, что говорю. Правда, до сих пор они вели себя корректно. Это люди, которым везет с рождения. Жена из богатой семьи. У них прекрасное поместье в Верчелли. Ну что, ты удовлетворена? – спросил Чезаре, вставая из-за стола.
– Полностью, ваша честь, – в тон ему ответила Анна. Мария не слышала их разговора – она в это время исчезла на кухне. – Я только хотела понять, отчего эта Сильвия напускает на себя такую спесь.
Итак, значит, отец Сильвии был должником ее отца, и тот мог бы припереть его к стенке в любой момент.
– Пап, – остановила она его, когда он уже направлялся в гостиную, куда Мария должна была подать кофе. – Ты слышал что-нибудь о графах Валли?
– Каких именно Валли?
– Я дальше не помню.
– Если ты имеешь в виду Валли ди Таверненго, – помог ей Чезаре, – это виноделие. Знаменитая фамилия. Прочное состояние.
– Ага. – Она почувствовала зависть к Сильвии, которая выходит замуж, такая подлая, за человека известного, да еще и удачливого, красавца с темным горячим взглядом, который так ее взволновал.
– Что «ага»?
– Арриго Валли ди Таверненго – это жених Сильвии, – призналась она.
– Поздравляю, – сказал Чезаре, глядя на нее ироничным и несколько двусмысленным взглядом. – Или нет?..
– Для меня, – сказала она, нежно беря его под руку и направляясь вместе с ним в гостиную, – это просто маленькое любопытство. Представь себе.
– Спроси у Пациенцы, – посоветовал он. – Нет ни одной любовной интрижки, скрытой или явной, о которой бы он не знал. Как ему удается следить за всеми этими любовными историями и одновременно за своими делами, для меня остается великой тайной.
АННА. 1959
Глава 1
– Прекрати, Станис! – сказала Анна, резко обернувшись к барону и окинув его холодным взглядом своих зеленых глаз. – Твое поведение непереносимо. – В девятнадцать лет она была завораживающе красива, некое подобие вулкана, одетого льдом.
Барон покорно улыбнулся. Безнадежно влюбленный, он смирился с непреклонным характером своей возлюбленной, но не терял еще надежды.
– Ты так прекрасна, моя дорогая, даже когда сердишься. – Его хриплый голос был полон желания.
Оба они разгорячились после долгой скачки по вересковой пустоши, окружавшей замок барона на Луаре, и сейчас перевели коней с галопа на шаг. Вдали уже виднелся изящный силуэт замка, которым с семнадцатого века владели бароны де Ларошфуко.
– Я не могу этого позволить, Станис, – смягчившись, сказала Анна, ласково погладив его по щеке. На ней были узкие зеленые брюки и белая шелковая блузка, облегающая грудь. На ногах коричневые кожаные сапоги.
– Я буду ждать и надеяться, – сказал барон с грустным вздохом, демонстрируя смирение.
Пришпорив коней, они мелкой рысью добрались до замка. Конюх встретил их у ворот и принял поводья.
В углу конюшни Станис снова обнял ее. Эта снегурочка с сердцем вулкана, как он определял ее, сводила его с ума.
– Хватит! Перестань! – воскликнула Анна. Но этих слов и гневного взгляда было недостаточно, чтобы образумить его. Он прижал ее к себе, приник к ее губам и рывком расстегнул ее блузку.
Яростным усилием Анна вывернулась и ударила его хлыстиком по щеке. Она была вне себя от стыда и обиды. Широкий синеватый след от удара появился на щеке барона.
– Не делай этого больше никогда, – воскликнула Анна голосом, полным презрения. – Если хочешь позволить себе подобные вольности, у тебя довольно подружек на стороне. Никогда не забывай, кто я.
С тех пор как она стала невестой Станиса де Ларошфуко, она впервые реагировала на его приставания таким решительным образом, но и никогда еще не случалось, чтобы мужчина набросился на нее с таким неистовством.
– Маленькая шлюшка, – потирая рубец на щеке, отвел барон душу, когда Анна уже не могла его услышать. Он бы жестоко ее избил или так же страстно любил бы ее. То ненавидя ее, то любя, он жил только ею, дышал только ею, этой недотрогой, приводившей его в отчаяние.
Станису де Ларошфуко было за тридцать. Он был хорош собой, к тому же в нем угадывалась порода. По отцовской линии он происходил от Франсуа IV, герцога Ларошфуко, знаменитого автора «Моральных размышлений», фрондера, полководца и писателя, оставившего заметный след в истории Франции. Впрочем, Анна не во всем им восхищалась – ее шокировало, что предок ее жениха был вынужден жениться в пятнадцать лет.