– Пенелопа, коллекция вашего отца остается точно такой же, какой я помню ее с детства. Удивительно, что он не добавил к ней ни одного экспоната.
Пенни решила подыграть ему.
– Сама не знаю, почему он перестал собирать коробочки для пилюль, – вздохнула она и, обогнув стол, подошла к витрине.
– Но вы правы… последнюю он купил много лет назад.
Пенни провела пальцем по стеклу, задумчиво рассматривая коробочки для пилюль, аккуратно разложенные на белом атласе. Возле каждой стояла карточка, надписанная разборчивым почерком отца.
Чарлз бесшумно подступил к ней.
– Возможно, коробочки для пилюль просто ему надоели.
Николас неприкрыто следил за ними, прислушиваясь к каждому слову. Столь жадное внимание было для Чарлза самым явным доказательством его вины. Не было и речи о том, что Николас может оказаться совершенно ни при чем: этот человек явно замешан в незаконных делишках и теперь стремится любой ценой помешать Чарлзу найти необходимые доказательства.
– Возможно, – пробормотала Пенни ему в тон, поворачиваясь к Николасу. – Теперь, когда мы нашли карты, обещаю больше вас не беспокоить, Николас.
Тот недоуменно моргнул, но, тут же встряхнувшись, пробормотал:
– Как… ах да… вы, разумеется, останетесь на чай. Чего-нибудь освежительного?
– Нет-нет, – отмахнулась Пенни. – Спасибо, но мы опаздываем. Едва успеваем в Эбби к обеду. Там уже наверняка накрывают стол.
Она вопросительно взглянула на Чарлза. Тот улыбнулся: одобрительно, с легкой примесью коварства, вполне достаточного, чтобы уколоть Николаса. И это ему удалось, судя потому, как последний поджал губы и холодно поклонился. Чарлз и Пенелопа рука об руку покинули дом.
Они как раз успели в Эбби к обеду. Конюхи Чарлза выбежали во двор. Пенни поспешно скользнула вниз, чтобы избежать прикосновений Чарлза, вручила поводья конюху и вместе с хозяином направилась по некрутому склону газона к дому.
– Все прошло как по маслу! – воскликнула она, наслаждаясь радостным возбуждением, певшим в венах. По пути домой они не разговаривали. Только обменивались торжествующими улыбками и со смехом подгоняли коней, мчась быстрее ветра.
– Похоже, Николасу будет сегодня о чем подумать, – заметил Чарлз, сунув под мышку атлас с картами.
– Он и без того расстроился из-за карт, а тут тебя еще и осенило спросить насчет коробочек для пилюль. Он жадно ловил каждое слово.
– Надеюсь, нам повезло и он решит, что ты, а следовательно, и я ничего не знаем о коробочках для пилюль, хранящихся в тайнике.
Пенни нахмурилась.
– Почему тебе хочется, чтобы он считал именно так?
– Потому что они – доказательство, неопровержимое доказательство того, что существовали многолетние, пока еще необъяснимые, но тайные отношения между французами и мужчинами вашей семьи. Я предпочел бы, чтобы пока все оставалось как есть, и враги до самого конца ни о чем не заподозрили.
– Многолетние? – медленно повторила Пенни. Чарлз, не задумываясь, кивнул:
– В этом нет ни малейших сомнений. Ты сосчитала коробочки для пилюль: сколько их всего?
– Шестьдесят четыре.
– Если предположить, что за каждое донесение было уплачено такой коробочкой, а я проверял: большая часть изготовлена французскими ювелирами, – и учесть, сколько времени требуется, чтобы передать ценные сведения, понадобится не менее тридцати лет, чтобы собрать шестьдесят четыре коробочки для пилюль.
– Вот как, – обронила она. Откровения Чарлза омрачили день: словно черное облако заслонило солнце.
– Ты все еще хочешь мне помочь?
Она подняла голову и наткнулась на изучающий взгляд Чарлза. В темно-синих глазах светились понимание и сочувствие.
– Да, – вздохнула она. – Придется. Объяснения не требовались.
Чарлз кивнул, и они направились к боковому входу под низко нависавшими ветвями старых дубов.
Несмотря на факты, подтверждающие измену не только Гренвилла, но и отца, успех, хоть и крошечный, как ни странно, воодушевил Пенни.
Этим утром впервые за бог знает сколько времени она смогла разделить страхи и опасения с тем, кому доверяла. С тем, кто понимал ее. Суметь хотя бы открыть кому-то свои мысли… это уже нечто вроде катарсиса.
Мало того. Едва она исповедалась Чарлзу, с ее плеч упала огромная тяжесть, которую ей приходилось нести так давно… И теперь Пенни была твердо уверена: какой бы горькой ни оказалась правда, Элайна, сводные сестры и сама она будут в безопасности. Что бы там ни происходило дальше, окончательные события помогут смягчить раненую фамильную гордость.
Еще два дня назад она была растерянна и несчастна. Теперь же смело могла смотреть в будущее. И все потому, что объединилась с Чарлзом.
Она повернулась к нему.
Он поймал ее взгляд. Поднял бровь:
– Что?
Ей вдруг захотелось отвернуться, но она не отвела глаз.
– Похоже, я сделала правильный выбор, признавшись тебе. Пролетел миг… другой… третий… он по-прежнему не позволил ей отвести взгляд.
Поймал ее за руку, помедлил, подождал, не отстранится ли она, и мягко привлек ее к себе. Все ближе и ближе. И, нагнув голову, поцеловал.
А вот этого она никак не предполагала. Дыхание перехватило, сердце замерло, в голове не осталось ни единой мысли… но ведь он целовал ее и раньше. Даже лишенная притока воздуха и способности думать, она узнала это ощущение: прикосновение его губ к своим.
И с жадностью упивалась этим ощущением. Прихлынувшими воспоминаниями. Нашла поддержку и ободрение в знакомых, столько лет не испытываемых чувствах.
Ее несла теплая волна, захлестывая наслаждением, окутывая восторгом.