– Тогда пробраться во Францию было очень легко. Всего через несколько месяцев я вполне обжился в чужой стране. Очередной французский бизнесмен, перебравшийся в Тулузу, только и всего.
Пенни критически покачала головой:
– Но ты смотришься… и ведешь себя как настоящий аристократ. Высокомерие – неотъемлемая часть твоей натуры.
Он широко улыбнулся:
– Я выдавал себя за незаконного отпрыска благородной, но уже несуществующей семьи, на фамильных могилах которой с радостью сплясал бы тарантеллу.
Пенни, немного подумав, кивнула:
– Пожалуй, верно. И что потом?
– Я добивался благосклонности каждого высокопоставленного военного и гражданского сановника и собирал любую информацию, какую только смог добыть.
Единственный вопрос, на который он не собирался отвечать, – каким образом ему все это удавалось. Но она не спросила.
– Значит, ты отсылал полученные сведения, но сам оставался там все это время?
– Да.
Она поднялась, принесла чайник и стала разливать чай. Чарлз наблюдал за ней, почему-то наслаждаясь этим простым домашним уютом. Она так отвлеклась, что не заметила, как близко к нему подошла. И когда подалась вперед, его глаза жадно охватили изгиб ее бедра, нескромно обтянутый бриджами. Пальцы у него зачесались, но он заставил себя не шевелиться, пока она не отошла. И, кивнув в знак благодарности, обеими руками поднял чашку, приятно гревшую ладони.
– И когда стало ясно, как успешно идет работа и как ловко я способен проникать в высшие круги, ставки повысились, и бегство показалось слишком рискованным. Французы должны были поверить, что я всегда на месте, всегда рядом. Никаких вопросов, где был я в то или иное время.
Оставив чайник на раковине, она вернулась на место.
– Значит, именно поэтому ты не приехал на похороны Джеймса?
– Я сумел улизнуть на похороны отца и Фредерика, но когда убили Джеймса, силы Веллингтона подходили к Тулузе, и мне было жизненно важно оставаться в городе.
Фредерик, старший брат Чарлза, сломал шею на охоте. Джеймс, средний, унаследовавший титул Фредерика, утонул, катаясь на лодке. Он, Чарлз, был всего лишь третьим сыном шестого графа и все же волею судьбы нынче сам стал девятым графом Лостуителом. Один из капризов фортуны, улыбнувшейся ему.
Пенни кивнула и, отведя глаза, пригубила чай.
– А ты был при Ватерлоо? – неожиданно спросила она. Чарлз поколебался… но очень уж хотелось услышать от нее правду – всю правду.
– За линией французских войск. Вел людей, таких же, как я, наполовину французов, чтобы присоединиться к тулузскому отряду, оборонявшему артиллерию на холме, выходившем на поле сражения.
– Ты остановил орудийный огонь?
– За этим мы туда и пришли.
– Помешать французам убивать наших людей, – утвердительно кивнула она.
Убивая других…
Последние слова он оставил невысказанными.
– Но после Ватерлоо ты продал патент.
– У правительства больше не было нужды в нас… агентах вроде меня. И меня ждали другие обязанности.
Она чуть скривила губы.
– И никто, включая тебя, не предполагал, что эти обязанности выпали на твою долю.
Она права. Графский титул свалился на него, самого необузданного, наименее подходящего для такой чести третьего сына.
Пенни продолжала изучать его.
– И каково это – быть графом? – усмехнулась она. Черт побери, у нее всегда была эта невероятная способность ужалить в самое чувствительное место!
– Странно, – буркнул он, глядя в полупустую чашку. Невозможно объяснить чувство, охватившее его, когда он поднялся на крыльцо и вошел в массивную парадную дверь. Графский титул и поместье теперь принадлежали ему, а вместе с ними – и неотъемлемые обязанности, связанные с управлением делами, ибо Эбби был не просто его родным домом, но домом его предков, местом, в котором его семья имела глубочайшие корни. Теперь на его долю выпало защищать и оберегать все это, с тем чтобы позже видеть, как владения переходят к следующему поколению не просто нетронутыми, но процветающими.
Чувство было вполне понятным и непреодолимым, но все же порывы и импульсы, вызванные им, казались не вполне ясными. Тем не менее он твердо знал, что только необходимость найти свою графиню, вернуться наконец в привычный мир привела его домой. Далзил просто обеспечил его подходящим предлогом.
– Мне все еще трудно откликнуться, когда Филчетт и Крутер обращаются ко мне «милорд».
Филчетт и Крутер были дворецкими: первый здесь, второй – в городе.
Он сказал достаточно. Теперь его очередь начинать допрос. Но Пенни не дала ему выговорить ни слова.
– Я слышала, что ты вместе с приятелями основал какой-то клуб, чтобы помочь друг другу в поисках невест.
Он ошеломленно уставился на нее.
– Ты что, недавно была в Лондоне?
– Последние семь лет моей ноги там не было.
Он допускал, что Далзил знает все о клубе «Бастион», но…
– Откуда тебе все известно? Она отставила чашку.
– Марисса услышала от леди Эмери.
Чарлз тяжело вздохнул. Следовало помнить, что мать и крестная Тони Блейка были француженками, членами общества аристократов-эмигрантов, успевших укрыться в Англии до начала террора. В точности как его собственная мать.
Чарлз нахмурился:
– Она не говорила мне, что знает. Пенни фыркнула и, встав, собрала чашки.
– Она и остальные приехали в город только месяц назад. Сколько времени ты провел с ней?
– Я был занят.
Хорошо еще, что он не так легко краснеет! До сих пор он старался избегать не столько матушку, – она так хорошо понимала сына, что это иногда пугало, хотя, нужно признать, крайне редко вмешивалась в его дела, – сколько младших сестер, Жаклин и Лидию, и еще больше – невесток: жену Фредерика Аннабел и жену Джеймса Хелен.