— Сегодня его арестовали. Шьют контрреволюционную агитацию и пропаганду.
Больше всего боялась, что встретит Иосифа и не сможет легко и простодушно объяснить, что решила зайти к Зине. Во-первых, никогда не умела врать, во-вторых, а, может быть, и во-первых, лгать Иосифу было последней глупостью: он сам лукавый, каким-то таинственным образом, как тараканы чувствуют взгляд человека, чуял ложь.
Все окна ее квартиры были освещены, значит, Иосиф дома. Но облегчения не испытала; ноги не несли. Как хорошо было бы придти сейчас домой, увидеть детей, Иосифа, поужинать, проверить у Васи уроки, поиграть со Светланой, уложить их и засесть за конспекты. Такое обыденное, ежедневное, временами раздражающее, сейчас показалось потерянным раем. Она ощущала, что совершает поступок НЕПОПРАВИМЫЙ, что последствия его предугадать невозможно и все же твердой рукой позвонила в квартиру Орджоникидзе. Ей повезло, Серго был один и, наверное, работал с бумагами, потому что секунду смотрел затуманенно, будто не узнавал. Но узнав, просиял. У них всегда было особое отношение друг к другу. Она знала о его вспыльчивости, о приступах бешеной ярости, но эта, неприятная в других, особенность совсем не мешала испытывать к нему чувство безграничного доверия. Может быть потому, что и у ее отца бывали такие же вспышки, и она знала, что, в отличие от Иосифа с его железным самообладанием и тихим голосом, взрывы свидетельствовали об искренности и отсутствии мстительности. Мстительность же она почитала худшим качеством.
Серго был в толстых из разноцветной шерсти постолах, гимнастерка без ремня свисала даже несколько по-бабьи, но все равно — в том, как помог снять пальто, в походке, в жестах, просвечивали ухватки джигита и кровь дворянина.
Принялся накрывать чай, какой-то особый, из местечка Кобулети, единственном месте в мире, где растет именно такой чай.
Это тоже было особенностью Серго — придумывать обычным вещам необыкновенные истории. Споласкивал заварочный чайник. Засыпал из жестяной коробочки по виду обыкновенную заварку и рассказывал, что чай этот должны собирать только девушки: «Понимаешь, о чем я говорю? Только девушки и только на рассвете, когда луна еще видна на небе».
Надежда любовалась им: смуглое лицо, великолепные зубы, крупные сухие руки.
— Ты что так меня разглядываешь? Наконец заметил, что мы похожи?
— Мы!
— Да, да. Если не обращать внимания на мои усы, то мы похожи как брат и сестра, это Зина первая сказала.
— Ну разве что носами, — она засмеялась.
— Не только. У нас лицевой угол одинаковый, и рот, я не понимаю, почему я должен тебя уговаривать? Ты не хочешь признать меня еще одним твоим братом?
— Да нет, я не возражаю… Тогда я правильно пришла: то, о чем я тебя хочу попросить, я могла бы попросить только брата.
И она, как со скалы в воду, рассказала ему о встрече с Рютиным в Сочи, о знакомстве с Евдокией Михайловной, о Руфине, и даже почему-то о коте Арсении, приносящем парализованному мальчику полузадушенных крыс.
Он слушал ее, опустив голову, прикрыв ладонью глаза. О словах Иосифа «контрреволюционная нечисть» она умолчала, но он сразу взялся за главное звено в цепи торопливо рассказанных историй:
— Иосиф знает, что ты здесь по этому вопросу?
— Нет… пока не знает.
— Я так не понимаю. Ты скажешь ему или нет, что просила меня помочь Рютину?
— Я бы не хотела.
— И я бы не хотел. Ну что тебе сказать… Трудную комиссию ты придумала для меня, сестричка. Для Иосифа сейчас, я полагаю, нет более болезненной фигуры, чем Рютин. Здесь перемешалось много всего. «Головокружение от успехов» в большой степени опирается на записку Мартемьяна Никитича о коллективизации в Казахстане и Восточной Сибири, где он был уполномоченным от ЦК.
С другой стороны: у них была стычка в двадцать восьмом, и стычка серьезная. Рютин вообще мужик серьезный, он сейчас пешка, но пешка, которая легко может пройти в ферзи. Иосиф это понимает, и как политик он прав, стремясь изолировать его. Но все-таки не такими методами! Ты говоришь о каком-то провокаторе, я проверю, и, если это так — то такие методы с товарищами по партии недопустимы. Он же пригласил его к себе, чтобы поговорить? А Рютин — человек прямой. И что? Как они расстались?
— Внешне — друзьями.
Серго раздвинул пальцы и глянул на нее быстрым острым взглядом.
— Значит внешне друзьями… Хорошо, Надя, я попробую тоже разобраться в этом деле, но… — он, наконец отнял ладонь ото лба, и открыл лицо, которое теперь было совершенно другим.