— А у меня есть ботики, — бурчала Светлана, не отрывая взгляда от процесса чудесного превращения комка пластилина в кошку.
И так без конца.
Надежду это нытье стало раздражать:
— Бери стакан и идем ко мне. Иосиф скоро придет, будем ужинать.
Она подумал, что квартира все же маловата для них: в спальне чертежная доска, а маленькая детская — что-то вроде гостиной.
— У тебя к Иосифу какое-то дело? — спросила спокойно, а на самом деле с тайным ужасом.
Слишком хорошо помнила, чем закончился такой же идиллический вечер прошедшей весной.
Тогда пришла Ирина и тоже сидела, выжидая Иосифа. Рассказала, что имеет поручение от Екатерины Павловны Пешковой. Речь идет о судьбе племянника Константина Сергеевича Станиславского Михаила. Михаила и его жену, урожденную Рябушинскую, а также ее сестру арестовали по делу Промпартии. Константин Сергеевич лежит с сердечным приступом.
Иосиф заявился в великолепном настроении с двумя бутылями красного домашнего вина.
— Остальное принесу завтра. Мама прислала. Варенье и чурчхели для детей.
Но ей почему-то казалось, что вино от Берии. Посылки от бабушки Кэзэ обычно приносили на дом.
— Устроим пир грузинских князей, но сначала вино должно согреться, Иосиф потащил бутылки на кухню и там принялся объяснять Каролине Васильевне преимущество грузинского красного вина перед французским. Они с Ириной накрыли на стол.
Надо было подождать, когда он выпьет несколько бокалов, но она, испытывая отвращение к предполагаемым даром «жабы», пить отказалась, что всегда вызывало у Иосифа раздражение, и без всякой предварительной подготовки, срывающимся голосом заявила, что «хлыщ с усиками» взял слишком большую власть.
— А в чем дело? — миролюбиво поинтересовался Иосиф у Ирины, обгладывая куриную ножку.
Ирина сказала в чем.
— Обращайся к Авелю.
— Но Авель санкционировал продление срока содержания под стражей.
— А продлил твой Ягода, — добавила Надежда.
— Повторяю, — Иосиф смотрел на нее прозрачными от сдерживаемого гнева глазами. — Обращайтесь к твоему крестному. Я ничего не решаю.
— Это ты ничего не решаешь? Кто же тогда решает?
— Ты отвяжешься от меня или нет? Что ты лезешь не в свое дело? — он говорил тихо и отчетливо.
Они с Ириной замерли.
— Но там маленькие дети, их хотят забрать в детдом…
— Заткнись, наконец! — он швырнул в нее обглоданной костью, попал в плечо. Ирина под столом сжала ее колено.
— Хорошо, раз вы ничего не решаете, мы пойдем к Авелю.
— А еще лучше пойдите обе на хуй!
Авель даже подпрыгнул в кресле, разговор происходил у него дома. Его бледное лицо альбиноса стало багровым, будто от солнечного ожога:
— Хозяин знает, знает! Ему Константин Сергеевич писал. Знает! Знает! А что я могу! Просите его, я с Ягодой в контрах!
Надежда тогда первый раз заплакала при посторонних (хотя какие они посторонние: крестный и подруга с гимназических лет). Просила за детей Михаила Владимировича. В этом Авель обещал помочь. Детей спасли, Михаил Владимирович умер в тюремной больнице, его жена и свояченница получили по десять лет концлагеря.
Но это произошло позже, потом, а в тот вечер, возвращаясь домой, под гром соловьиных трелей в Тайницком саду, она сказал себе, что больше никогда, ни за что не позволит ему швырять в себя всякой дрянью.
Когда отец начал рассказывать о цели своего прихода, у нее сжалось сердце: именно то, чего избегала — грозящее взрывом, скандалом при детях.
Отец не понимал, почему исключили из партии директора института Маркса-Энгельса, его старого друга Рязанова. Не понимал и решил спросить Иосифа.
— Он же огромный авторитет, — повторял отец. — Никого не трогает, замкнулся, не понимаю… Ссылка в Саратов… не понимаю…
— Знаешь папа, давай я сама спрошу. Иосиф придет усталый, голодный, мне хочется, чтобы он побыл с детьми, а ты втянешь его в долгий теоретический разговор.
— Теоретический? — удивился отец. — Причем здесь теория, речь идет о судьбе хорошего человека, старого партийца.
— Ну хорошо, все это так, — торопливо сказала Надежда. В прихожей раздавался голос Иосифа. — Только я тебя очень прошу, поговори в другой раз. Завтра.
Отец посмотрел на нее долгим печальным взглядом:
— Хорошо.
Ужин прошел весело. Светлана забралась на колени к отцу и пыталась кормить его с ложки. Иосиф кривился, делал вид, что капризничает, его усы были измазаны неловкой рукой Светланы картофельным пюре. Вася все время повторял: «Товарищи, минуточку внимания. Я хочу рассказать вам про лошадь по имени Орлик».