Порывшись в своем шкафу, Наташа вытащила черные лодочки на каблуках, решив, что они как раз подойдут к черной юбке. Привлекательная, но не слишком сексуальная — такой она должна быть завтра, ей не хотелось выглядеть так, чтобы было заметно, что она тщательно готовилась к встрече. Придирчиво осмотрев туфли, она что-то буркнула и направилась в ванную за черным кремом.
Тони Келлнер поднял вверх теннисный мяч и ракетку, потом, выбрав подходящий момент, занес ракетку за спину, подбросил мяч в воздух и, вскрикнув, сделал удар, послав мяч через сетку.
— Есть, — крикнул он, когда мальчик на другой стороне площадки бросился к летящему мячу.
Противник Тони вернулся на исходную позицию, согнув колени и сжимая ракетку обеими руками.
— Спасибо, Тони, — крикнул он насмешливо в ответ, — никто бы этого не понял без твоего объявления.
— Не за что, Генри. — Тони широко улыбнулся.
— Ладно, давай заканчивать, — крикнул Генри, — для игры в теннис чертовски холодно, не знаю, зачем я поддался на твои уговоры.
Тони был готов к подаче, но замер, поймав в поле зрения Наташу Дамирофф, направлявшуюся к корту. Делая вид, что не заметил ее, он постарался сохранить прежнее выражение. Она здесь, она пришла. Когда Наташа на мгновение остановилась, чтобы открыть ранец и что-то положить в него, Тони смог незаметно взглянуть на нее. Впервые он видел ее в такой короткой юбке. И, как он и ожидал, у нее были великолепные ноги, а эти туфли на высоких каблуках — ему чуть не стало плохо, он отвернулся и стал подбирать валявшиеся неподалеку мячики. Затем он снова поднял взгляд, сделав вид, что только в этот момент увидел девочку. Наташа помахала ему рукой и радостно улыбнулась, в ответ Тони подарил ей мимолетную улыбку и слегка кивнул, как будто готовился к чему-то более важному, чем продолжение игры. Еще минут десять, пока игра не окончилась, он упорно сопротивлялся настойчивому желанию снова посмотреть на нее. Со смесью облегчения и самодовольства он увидел, что она еще там. Это здорово, что он выиграл. Тони неспроста пригласил сегодня Генри сыграть, так как знал, что мог снять сливки, и рассчитывал, что Наташа будет тому свидетелем.
— Эй, Генри, пока, — крикнул он, кивнув в сторону Наташи.
Генри, укладывая в чехол ракетку, усмехнулся, поняв ситуацию.
— Давай, Тони, лови момент.
Довольный реакцией Генри, Тони подошел к Наташе, повесив на шею маленькое белое полотенце и держа его за концы обеими руками.
— О-о-о, приве-е-т, — протянул он, показывая тем самым, что ему нравится, как она выглядит. Наградой был румянец, выступивший у нее на щеках.
Ободренный, он подошел так близко, что их тела почти соприкоснулись, и заглянул ей в глаза. Явно смутившись, Наташа отступила на шаг.
— Я вспомнила, ты говорил что-то о сегодняшней игре, — выпалила она, — а я как раз проходила мимо.
Уверен, так и было. Он усмехнулся.
— Это замечательно, дорога-а-я. — Медленно, чувственно Тони поглаживал руку девочки, и когда заметил, что у нее по-настоящему перехватило дыхание, ему захотелось громко победно рассмеяться. — Что ты скажешь, если мы вернемся к раздевалке, я переоденусь, а потом мы съедим по бургеру?
Наташа осталась ждать его у раздевалки, а он, сбросив одежду и схватив полотенце, помчался в душ. Все складывалось даже лучше, чем он рассчитывал. Его особенно радовало, что Наташа, по всей видимости, была уверена в том, что все произошло благодаря ей, она, очевидно, даже не подозревала, что это он выбрал ее еще задолго до того, как они заговорили в первый раз, что он только дожидался подходящей минуты, чтобы сделать первый шаг. Пустое место рядом с ней во время собрания оказалось весьма кстати, подумал Тони, это было вмешательство свыше.
Почему сейчас ему в голову пришло именно это выражение? Нахмурившись, он повесил на крючок полотенце, стал под душ и, как любил, сделал воду погорячее. Вмешательство свыше… Это ведь из лексикона его родителей. Черт, после всех лет молитв, иногда по пять-шесть часов в день с восьмилетнего возраста, теперь он поверил в этот вздор. Родителям нравилось, что он молился, нравилось, что он ходил с ними на их собрания, они считали, что его молитвы — великая сила, и тем не менее это не мешало его матери почти каждый день напиваться до потери сознания. И «великая сила» не оградила его от проклятия, когда ему исполнилось тринадцать. Настоящим ударом стало для него открытие, что он с самого начала тратил время впустую.