Было невыносимо сидеть здесь и слушать, как какой-то раввин, который никогда не был знаком с Кит, говорит о том, какой замечательной она была. Что знал он о ее смехе, о том, как она сияла, когда бывала счастлива, о радости, которую получала от такой простой вещи, как трубочка мороженого, съеденная пополам с сыном? Что они знают обо всем этом? Интересно, понимал ли когда-нибудь отец, каким по-настоящему ослепительным сокровищем была Кит, понимал ли ее так, как понимал Бен. От этой вероломной мысли Бена пронзила острая боль, ему — сыну — не подобает так думать.
«Но какое значение имеет все это теперь? — спросил он себя. — Она ушла навсегда, заперта в этом мрачном гробу, ее скоро похоронят в вечном черном холоде могилы, где она будет гнить, медленно, страшно». Он стиснул руки, с мучением представляя ее могилу, могилу, в которую ее скоро опустят, могилу на Вестерфилдском кладбище вдали от них.
Пульсирующая боль в левом виске становилась невыносимой; услышав подавленные всхлипывания отца, Бен закрыл глаза. Против его воли у него в голове снова возник тот момент, когда раздался звонок из полиции Вестерфилда, потрясенное лицо отца, когда Бен подошел поближе к нему, чтобы узнать, что случилось, и его несвязное объяснение; он снова видел, как они оба стояли молча, осознавая, где произошла авария и кто был в автомобиле с Кит.
В то утро ничто не предвещало несчастья. Ни малейшего намека, что к вечеру она уйдет навсегда. Бен не мог постичь этого. Он снова и снова повторял себе, что она мертва, но не понимал этих слов; он не мог плакать и даже ничего не чувствовал. «Я никогда больше не увижу ее, — повторил он себе еще раз, неотрывно глядя на гроб и стараясь представить это. — Никогда, пока я жив». Это не укладывалось в сознании.
Что укладывалось в сознании, так это то, что Джей. Т. до сих пор жив, убив Кит, этот сукин сын сам был до сих пор жив. Бен всегда считал Джей. Т. подонком, половину времени болтавшимся без работы. Фраер, всегда одетый с иголочки и ведущий такую жизнь, словно он мог сорить деньгами направо и налево. К тому же Джей. Т. обожал смотреться в зеркало, когда думал, что его никто не видит. Отвратительно. Правда, Бен никому не рассказывал, какого он мнения о Джей. Т., потому что не хотел обижать Карлин; кроме того, он всегда считал, во всяком случае до сегодняшнего дня, что у него не было права судить друга своих родителей. Но Бен не мог припомнить ни единого раза, когда бы Джей. Т. пришел вместе с Лилиан на какое-нибудь школьное мероприятие, будь то открытый урок в первом классе или спектакль, в котором Карлин играла главную роль; на дни рождения и праздники Джей. Т. только забегал на минутку. К тому же, несомненно, Джей. Т. всегда волочился за женщинами, увивался за любой юбкой. Бен неловко повернулся на сиденье. И вышло так, что его мать оказалась одной из тех женщин, которые отвечали на идиотские заигрывания Джей. Т. Проклятие. Почему Джей. Т. не мог разыграть свою грязную игру где-нибудь в другом месте?
— …с Богом.
Леонард с дочерью уже вставали, и Тони поддерживал Наташу под руку, словно больную, Бен торопливо вскочил, и они вчетвером вышли из зала. Бен слышал вздохи и рыдания присутствовавших на похоронах, но ни на кого не смотрел, там было много людей, которых он даже не знал. Господи, откуда они все? Он даже не представлял себе, что у его матери столько знакомых, но в то же время это его не удивляло, Кит пользовалась всеобщей симпатией.
Не было только Карлин, она все еще дежурила у отца в больнице, за два дня ему сделали две операции на ногах. Бен не видел девушку с момента несчастного случая и говорил с ней всего минуту, им трудно было разговаривать. Ему страстно хотелось быть с ней, уткнуться в ее теплую, нежную шею, почувствовать ее объятия, словно этим можно было отогнать все плохое.
Бен сопровождал Леонарда из похоронного зала до черного лимузина, который отвезет их на кладбище, и вздохнул с облегчением, увидев, что Наташа присоединилась к ним, а Тони поехал на другом автомобиле. В машине отец сгорбился на сиденье, закрыв лицо руками, а Наташа смотрела через окно на вереницу людей, расходящихся со службы; многие останавливались на несколько минут поговорить друг с другом, прежде чем пойти по своим делам или поехать на кладбище. Бен увидел обогнавший их длинный черный катафалк, сквозь маленькое заднее окошко которого виднелся гроб.
Там, в этом катафалке, Кит была совершенно одна, и это не укладывалось в голове. Она должна быть живой и ехать с ними — только она связывала их вместе в семью, втроем они никогда никуда не ходили, только вчетвером, с Кит, всегда сияющей и весело болтающей о том о сем. О Боже, как ему нужно увидеть мать, ну, пожалуйста, всего на минутку, только сказать «прощай» и еще раз обнять, вдохнуть знакомый запах духов, сказать, что он любил ее.