Но вы, старшее поколение, создали этот мир расовых различий и войны – а мы ничего этого не хотим. Поэтому мы восстаём. Но и этот бунт сделался модным движением, его эксплуатируют разные политиканы, и поэтому мы теряем своё первоначальное отвращение к этому. Может, мы тоже станем респектабельными, добродетельными гражданами. Но сейчас мы ненавидим вашу мораль и не имеем вообще никакой морали».
Минуту или две длилось молчание; эвкалипт был неподвижен, почти прислушиваясь к словам, которые произносились за столом. Дрозд улетел, улетели и воробьи. Мы сказали:
– Браво, вы совершенно правы. Отрицать всякую мораль – значит быть нравственным, ибо общепринятая мораль есть мораль респектабельности, а я боюсь, что все мы жаждем быть уважаемыми, то есть, чтобы нас признавали хорошими гражданами в этом загнившем обществе. Респектабельность весьма выгодна и обеспечивает вас хорошей работой и устойчивым доходом. Общепринятая мораль жадности, зависти, ненависти – это путь установленного порядка.
Когда вы целиком и полностью отрицаете всё это, не только на словах, но и всем сердцем, – вы подлинно нравственны. Ибо нравственность эта проистекает из любви, а не из какого-либо мотива выгоды, достижения, места в иерархии. Этой любви быть не может, если вы принадлежите обществу, в котором хотите найти славу, признание, положение. Поскольку во всём этом нет любви, мораль подобного общества аморальна. Когда вы отрицаете всё это из самой глубины вашего сердца, тогда имеет место добродетель – добродетель, присущая любви.
13
Медитировать – выйти за пределы времени. Время – то расстояние, которое проходит мысль в своих достижениях. Это всегда – движение по старому пути; новое покрытие, новые пейзажи, но дорога всё та же, ведущая в никуда, только к боли и печали.
Только когда ум выходит за пределы времени, истина перестаёт быть абстракцией. И тогда блаженство – не идея, извлечённая из наслаждения, но действительность, а не что-то словесное.
Опустошение ума от времени есть безмолвие истины, и видение этого есть действие; так что нет разделения между видением и действием. В промежутке между видением и действием рождается конфликт, горе и смятение. То, что не имеет времени, – вечно.
На каждом столе стояли жёлтые нарциссы – молодые, свежие, только что из сада, и в них всё ещё чувствовалось цветение весны. На боковом столике стояли кремово-белые лилии с ярко-жёлтой сердцевиной. Увидеть этот кремово-белый цвет лилий и сияющую желтизну множества нарциссов было всё равно, что увидеть синее небо, необъятное, безграничное, безмолвное.
Почти все столы были заняты громко говорившими и смеявшимися людьми. За ближним столом какая-то женщина потихоньку кормила собаку мясом, которое сама не могла съесть. Казалось, у всех присутствующих были огромные порции; зрелище людей за едой было не из приятных; возможно и сам обычай есть на людях – варварский обычай. Человек в другом конце комнаты, наполнив себя вином и мясом, зажёг большую сигару, и на его лице было блаженное выражение. Его столь же полная жена зажгла сигарету. Оба, казалось, забыли обо всём мире.
И здесь же были они, жёлтые нарциссы, и никто как будто не обращал на них внимания. Они были поставлены здесь в декоративных целях – что вообще было лишено какого бы то ни было смысла; когда вы наблюдали за ними, их жёлтый блеск наполнял шумную комнату. Цвет оказывал на глаз странное воздействие – получалось, что не столько глаз поглощает цвет, сколько цвет как бы наполняет ваше существо. Вы были этим цветом; вы не стали им – вы были от него без отождествления и наименования; эта безымянность и есть чистота. Где нет безымянности, там насилие, во всех его разнообразных формах.
А вы забывали мир, комнату, наполненную дымом, жестокость человека и красное уродливое мясо; казалось, эти стройные нарциссы уводят вас за пределы всякого времени.
Такова и любовь. В ней нет времени, пространства и личности. Именно личность порождает наслаждение и боль; именно личность приносит ненависть и войну, возводит стены вокруг людей, вокруг каждого человека, каждой семьи и сообщества. Человек тянется через слово к другому человеку – но и тот так же замкнут; мораль представляет собой слово, строящее мост между ними, и потому она становится уродливой и тщетной.
Любовь не такова; она похожа на лес по ту сторону дороги, который всегда обновляется, ибо всегда умирает. В ней нет никакого постоянства, которого ищет мысль; это движение, которого мысль никогда не сможет понять, не сможет его коснуться или почувствовать. Чувство мысли и чувство любви – разные; одно ведёт к рабству, другое – к расцвету доброты. Расцвет не происходит в сфере какого-то общества или какой-то культуры или какой-то религии, рабство же присуще всем обществам, религиозным верованиям и вере в потустороннее. Любовь безымянна и потому не склонно к насилию. Наслаждение же склонно к насилию, как и его движущие силы – желание и воля. Любовь не может порождаться мыслью или добрыми делами. Отрицание всего процесса мысли становится красотой действия, которое есть любовь. Без этого не существует блаженства истины.