— Что?
— Пользуясь детскими аттракционами, вы действуете на собственный риск. В общем, за вещи, сданные в гардероб… Только в немецком варианте.
— Да, я тоже там насмотрелся, — улыбнулся Юрий. — Иногда не знаешь, как к этому относиться — вроде все по делу, а смешно. Они мне однажды прислали план совместных мероприятий, так там каждое действие — вплоть до покупки офисной мебели, представляешь! — было расписано до минуты, и это на полгода вперед. Немцы, одно слово…
Жена советника, фрау Эва Виссенберг, встретила их в просторном холле большой квартиры. Лиза заметила, что прямо из холла ведет на второй этаж деревянная лестница.
Она почувствовала едва ли не ностальгию, войдя в этот дом: вспомнился дом Нойбергов — даже смешанный тонкий аромат кофе и цветов был похож…
Приветливо улыбнувшись Лизе и Юрию и поболтав с ними пять минут о необычно холодной весне, фрау Виссенберг удалилась к другим гостям, предоставив им развлекаться пока самостоятельно. Впрочем, к Юрию тут же подошел невысокий черноглазый мужчина, и оба они о чем-то оживленно заговорили. Разговор шел по-английски, и Лиза почувствовала себя неловко: вроде бы переводить не надо, но тогда что ей делать, не стоять же истуканом рядом с Ратниковым? Тот, спохватившись, по-русски представил ее своему собеседнику:
— Мою спутницу зовут Елизавета Успенская. Господин Саймон, культур-атташе Великобритании.
«Ого! — подумала Лиза. — Как с таким и разговаривать…»
Впрочем, волновалась она напрасно: разговаривать с культур-атташе Великобритании оказалось проще, чем с Ингой Широбоковой. Он тут же перешел на русский и завел с Лизой беседу о недавнем балетном фестивале; уже через минуту она забыла, что перед нею — персона грата.
Они взяли по бокалу аперитива с подноса у подошедшей улыбающейся девушки и присели на диван в гостиной.
Дом наполнялся гостями, легкий шум и смех доносились отовсюду, и Лиза почувствовала себя так легко и свободно, как ей давно уже не приходилось себя чувствовать. Даже подзабытый горьковатый вкус кампари придавал ей уверенности.
Юрий уже беседовал с кем-то другим, незаметно оставив Дэвида Саймона с Лизой. Прислушавшись, она поняла, что он снова говорит по-английски и ее присутствие необязательно.
Вскоре их пригласили в овальную комнату рядом с гостиной, где уже было расставлено на большом столе множество блюд, и Лиза снова оказалась рядом с Юрием.
— Ты прекрасно выглядишь, — шепнул он, наклонившись к ней. — И вообще ты молодец!
Лиза слегка зарделась от его слов и главным образом от ободряющей интонации.
— Сегодняшняя встреча — в честь приезда наших дорогих друзей из Германии, — объявила хозяйка, когда гости собрались вокруг стола. — Многие из вас уже знают друг друга по совместной работе, кто-то познакомится сегодня. Мы с мужем рады видеть вас всех у себя и надеемся, что сегодняшний вечер вы проведете приятно.
Она улыбнулась и первой подошла к столу.
— Ты понял, что она сказала? — спросила Лиза.
— Да, это-то нетрудно. Ты только наблюдай: если я начну говорить с кем-нибудь по-немецки — подойди, пожалуйста.
Кивнув, Лиза взяла с отдельного столика тарелку, столовый прибор, завернутый в крахмальную салфетку, и направилась к столу, уставленному закусками. Она была не слишком голодна, но при виде разноцветных канапе у нее потекли слюнки.
Держа в руках тарелки с закусками, гости возвращались в гостиную. Кто-то открыл двери на балкон, и самые стойкие отправились туда, уселись в плетеные кресла.
Лиза старалась держаться рядом с Юрием; впрочем, она видела, что он пока еще не ведет ни с кем серьезного разговора. Правда, он беседовал со множеством людей, но Лиза уже различала перемены его интонации и взгляда и понимала теперь, что в его глазах и голосе нет сосредоточенности.
И, пользуясь этим, она с удовольствием болтала с сухопарой дамой, женой немецкого коммерсанта, которая проявила живейший интерес к воспитанию детей в России и Германии. Это была обычная беседа, Лизе десятки раз приходилось разговаривать на подобные темы у Нойбергов. Но — наверное, потому, что целый год она была лишена нормальных собеседников, — этот разговор увлек ее.
Она вдруг представила всех мальчишек, с которыми приходилось возиться в последние два года — племянника Андрюшку, Александра Нойберга, Тошку, — и ей самой стало интересно объяснять, чем они отличаются друг от друга и в чем похожи. Ее собеседница сначала вежливо кивала, поддерживая разговор, но постепенно и ей передалось Лизино увлечение, и она уже с нескрываемой приязнью смотрела на очаровательную русскую девушку, у которой оказались такие неожиданно живые суждения.