Лариса Петровичева
Единственно верный
Глава 1. Враг государства
Все произошло очень быстро. Андрей даже и предположить не мог, что его дальнейшая судьба будет решена настолько стремительно и настолько цинично.
Судебных заседаний в отдельных залах не проводили уже лет четыреста — как раз с момента наступления Эры Гармонии, когда преступность исчезла по определению: так, редкие эпизоды, неизбежные даже в наше просвещенное время. Отдельная комнатка в местном отделении жандармерии и минимум присутствующих — судья, адвокат и прокурор, подсудимого в магнитных наручниках и меха-секретаря в расчет можно было уже не брать.
Собственно, вариантов развития событий было всего два — исправительные работы в колониях или Туннель. Колония на Зейдне считалась очень мягким приговором, несмотря на то, что смертность среди выкупавших жизнь трудом во имя Гармонии составляла ни много ни мало семьдесят пять процентов, так что в принципе можно было и уцелеть. А вот если Высокий суд впаяет вам больше пяти лет общего режима, то на чудо возвращения домой можете даже не рассчитывать, потому что не было случая, чтобы работа в шахтах по добыче иридия-182 хоть кому-нибудь прибавила здоровья, особенно после того, как финн Август Топпинен в 2293 году предложил обработку иридия прямо при добыче катализатором собственного изобретения, что повышало его полезные свойства, как топлива, в тысячи раз, но и усиливало его излучение в той же пропорции. Люди гибли от лучевой болезни через месяц максимум, и это еще при том, что они постоянно менялись и работали в костюмах четвертого класса защиты, который выдавали только планетарным разведчикам, под подпись и то ненадолго. Про вариант с Туннелем Андрей старался не думать. Просто отодвигал нежелательные мысли на задворки памяти, пытаясь вспоминать о том, как встретил Ингу в медицинском колледже. Тогда у нее были потрясающие глаза цвета бутылочного стекла — Андрей видел старинные пивные бутылки в музее и имел представление об их цвете — и эти потрясающие глаза вместе с кудрявой гривой пышных волос цвета спелой пшеницы моментально сводили с ума любого мужчину, который находился рядом…
Дальше вспоминать не хотелось. Инга и сыновья подписали отказ от него — сразу же после того, как жандармы надели на Андрея наручники. Удивительные темно-зеленые глаза смотрели устало и с печальным раздражением, словно никогда не принадлежали его любимой жене: в них будто бы погас дающий жизнь и тепло огонь… Неужели это было только вчера..?
— Андрей Петрович Кольцов?
Господи, подумал Андрей, до чего же противный голос… И ведь будут сейчас ломать комедию, словно действительно верят во все, что говорят, а не живут на камеру Ока Гармонии, что сейчас мигает под потолком. Хотя может быть, они и правда верят — и это страшнее всего, по большому счету.
— Да, господин судья, я вас слышу.
Судья усмехнулся.
— А мне показалось, что у вас снова этот припадок… — он опустил взгляд к планшету, уточняя термин, и проговорил с полувопросительной интонацией: — Ломка?…
— Подсудимому уже сделали временную блокаду, ломка снята, — чуть ли не зевая, произнес адвокат. Был он толст и лыс, ему было жарко, и наверняка хотелось ледяного пива в запотевшем стакане: прикосновение — и по стеклу побегут капли; Андрей почему-то подумал, что люди такого типа очень любят пиво. Конечно, оно было вне закона, за это можно было заплатить и штраф, и отмотать срок, но для истинных Слуг Гармонии всегда делались небольшие поблажки.
— Понятно, — кивнул судья. — Занесите информацию в протокол… Евгений Олегович, прошу вас.
Прокурор, нервный, худощавый и стремительный, словно хищная рыбина, поднялся с места и вышел к столу судьи. Было видно, что этому слуге Гармонии сейчас хочется одного: служить. Он как раз из тех, кто верит, что живет и действует не напрасно — что ж, таким везет: не нужно ни о чем думать, понимать, анализировать — просто верь, и все будет хорошо, а мир, в который ты так пылко веришь, непременно позаботится о тебе.
— Андрей Петрович, еще несколько вопросов, — начал прокурор. — Вы получили высшее медицинское образование в Бостоне, Североамериканская федеральная земля?
— Абсолютно верно.
— То есть, вы как профессиональный медик осведомлены о вреде, который наркотики наносят человеческому организму?
— Да.
— И вы так же знаете, что они находятся вне закона, не так ли?
— Вы у нас знаток законов, но, судя по тому, что я здесь, это так, — Андрей вяло усмехнулся.
— Где вы достали этот, как его…, - Прокурор потыкал пальцами в планшетку. — А, точно! MDA! Наши эксперты никогда не слышали о таком.
Да неудивительно, подумал про себя Андрей, наркотики уже как минимум два века не существуют, после появления нейроблокады в 2247, как раз после изобретения Туннелей. Или Туннели были потом? Да черт его знает… Теперь это неважно. Совершенно неважно.
— Вы ни за что не поверите, господин прокурор, — спохватился Андрей. По бледным губам прокурора скользнула тень улыбки.
— Попробуйте изложить, — предложил он. — Возможно, собравшиеся здесь не так глупы, как Вам кажется… попробуем понять.
— Я прочитал в детской энциклопедии младшего сына про великого ученого древности — Менделеева, который создал таблицу элементов, увидев ее во сне. И, когда я лег спать, мне приснилась формула, я попробовал синтезировать это вещество — вот и получилось!
Андрей ожидал, что прокурор потеряет терпение, однако этого не произошло.
— Хорошо, пусть так. И что же вы сделали потом?
Андрей дернул плечом.
— Врачи испокон веков все лекарства проверяли на себе. Это что-то вроде нашего кодекса чести, если вы, конечно, понимаете, о чем я.
Прокурор почесал кончик носа.
— Значит, лекарство, — раздумчиво повторил он, решив, видимо, не цепляться к словам. — Допустим. Андрей Петрович, потрудитесь объяснить, от какого именно заболевания должно помогать ваше лекарство. Насколько я понимаю медицину, лекарства не существуют просто так, сами по себе?
Андрей вздохнул. Помолчал, раздумывая, стоит ли усугублять свое и без того незавидное положение.
— Это лекарство от Гармонии, уважаемый господин прокурор.
Прокурор вскинул брови, адвокат хмыкнул. Судья покачал головой, словно хотел сказать: эк, угораздило человека…
— Я, к сожалению, не знаток современных заболеваний, — сказал прокурор: Андрей взглянул ему в лицо — издевается? нет, абсолютно серьезен. — Что же это за недуг?
Андрей едва не рассмеялся в голос. Нервное, это уже нервное, надо взять себя в руки…
— А стоило бы знать, этому недугу уже четыреста лет, — с максимальным спокойствием ответил он. — И мы все в нем живем…
Зрачок камеры под потолком встрепенулся, наводя прицел на подсудимого. Прокурор, которого наверняка захватило крупным планом, приосанился.
— Андрей Петрович, решается ваша судьба, — почти ласково посоветовал он. — Я прошу вас, будьте благоразумны.
— Я уже устал быть благоразумным, — пробормотал Андрей, угрюмо глядя в пол. — Я был благоразумным всю жизнь, а потом понял, что не желаю быть еще одной консервной банкой в вашем дивном новом мире, который не желает развиваться и прикрывает свою первобытную подлость разглагольствованиями о современной красоте и силе духа, полностью реализованных Президентом.
Его слушали. Его слушали очень внимательно. Зрачок камеры периодически смаргивал и вновь впивался электронным взглядом в человека, сидящего на скамье подсудимых.
— Вы насыпали полные кормушки. Вы создали прекрасные стойла. Вы выгуливаете нас на самых лучших лужайках, — он знал, что его не перебьют, и это была единственная возможность сказать все. Сейчас. — Но если кто-то из нас собирается поднять голову к небу, то вы отправляете его в Туннель, потому что небо нам положено видеть только в лужах.
Голос предательски дрогнул: Андрей понял, что говорит не то и не так, что мечет бисер перед свиньями, но остановиться уже не мог.
— Дело в том, что кормушки — это еще не все. Конечно, большинству их вполне хватает, но я не хочу так. Мне нужно развитие, пусть и в негативную сторону… хотя кто решил, что эта сторона неправильная? Те, кто крутит по Сети ролики о том, насколько прекрасна Гармония — вот они уверены, что знают что-то за меня. А я не хочу, чтобы за меня решали, черт возьми, какое пиво пить, что читать и какую женщину в какой позиции любить. Я волен сам распоряжаться собой и своей жизнью, а не класть ее на алтарь Президента и его светлых идей по поводу. Распоряжаться своей жизнью! — воскликнул он. — Неотъемлемое право! Но вы и его отняли… Умудрились…