Грейс поняла, что Дастин задал этот вопрос не из праздного любопытства, но тем не менее ответила с юмором:
— А я умерла и попала в рай. Разве ты не заметил, что у меня выросли крылья?
— Крылья? — Дастин с удовольствием провел ладонью по ее лопаткам. — Не вижу никаких крыльев.
— Они оторвались, когда ты тащил меня обратно на землю.
— Я тащил тебя? А мне показалось, что это ты хваталась за меня.
— Поймали с поличным, — притворно раскаялась Грейс. — Придется снова отдать себя на милость суда.
Дастин сделал суровое лицо и крепко прижал ее к себе.
— Мисс Мортон, поскольку это ваше второе преступление, мне придется обойтись с вами более строго. Я приговариваю вас…
Внезапно Грейс перевернулась и легла на него.
— К чему?
— Гм! Леди, что вы себе позволяете?
Трудно сохранять вид строгого судьи, когда на тебе лежит обнаженная нимфа!
— Отдаю себя на вашу милость, — пропищала Грейс.
— То, на чем вы лежите, мисс, называется иначе.
— О, надеюсь, это тоже сойдет, а?
— Да, — выдохнул Дастин, чувствуя, что опять возбуждается, — еще как сойдет!
Но они не могли оставаться в постели все время. Вдоволь насытившись друг другом, они решили прогуляться. День был чудесным, в лесу чирикали птицы, холмы радовали разноцветьем полевых цветов.
— Это напоминает мне бабушкин дом, — сказала Грейс. — Каждую весну ее участок покрывался пестрым ковром из лютиков, ромашек, незабудок.
— У меня такое впечатление, что ты выросла не в Бирмингеме, — с любопытством взглянув на нее, сказал Дастин.
Грейс разглядывала витрину антикварного магазина.
— Я росла в основном в частных школах. Родители были заняты своей карьерой, поэтому так было удобнее.
Он почувствовал, что Грейс что-то недоговаривает, и осторожно спросил:
— Удобный для кого? Для них или для тебя?
— Моя мать археолог и почти безвылазно торчит на раскопках в разных уголках мира. А отец пианист, постоянно ездит с концертами по всему миру.
Дастин обдумал эту информацию.
— Похоже, они редко бывали дома, — заметил он.
— Да. Но и я там почти не жила.
Она смахнула волосы с лица и встретилась с ним взглядом.
— А каникулы? Они когда-нибудь брали тебя с собой?
— О нет. Что делать ребенку, к примеру, в Америке или на раскопках? Я оставалась с бабушкой Кетти.
Дастин мог придумать массу интересных занятий для ребенка на раскопках и уже тем более в Америке. А он-то всегда считал, что был обделен в детстве, но его мать, вынужденная зарабатывать на жизнь тяжелым трудом, все-таки держала его при себе. И, хотя она была далека от идеала матери, Дастин всегда чувствовал, что нужен ей. Поэтому он очень горевал, когда она умерла.
Они зашли в кондитерскую. Дастин взял по пирожному и по чашке кофе, и они сели за свободный столик.
— Эта та бабушка Кетти, которая оставила тебе какое-то наследство? — спросил он, внезапно вспомнив их разговор в машине в прошлое воскресенье.
— Угу. — Грейс попробовала пирожное. — Очень вкусно. Она оставила мне дом в живописном местечке недалеко от Бристоля. Именно там я проводила все свои школьные каникулы, пока бабушка не умерла. Это было лучшее время в моей жизни. Мне, наверное, придется продать этот дом, если я получу работу на национальном канале. Я ведь должна буду переехать в Лондон.
Ее небрежно брошенные слова нанесли Дастину удар в самое сердце. Он знал, конечно, что это может случиться, что рано или поздно Грейс уедет из Бирмингема. Она слишком умна и талантлива, чтобы не добиться высокого положения в своей профессии. Почему же теперь, когда Грейс близка к успеху, он расстроился?
Дастин сделал глоток кофе, чтобы смочить внезапно пересохшее горло.
— Ты думаешь, что они позвонят тебе? Я имею в виду национальную телекомпанию.
— Возможно. — Грейс как-то странно посмотрела на него. — Мы никак не можем договориться о встрече. А может, они возьмут кого-то другого, даже не поставив меня в известность.
Тогда она останется! Дастин постарался скрыть свою радость.
— О, мне очень жаль, — сказал он.
Они вернулись в коттедж и занимались любовью до утра.
В воскресенье Дастин и Грейс отправились в один из местных ресторанов. Они держались за руки и смотрели друг другу в глаза. Дастин подумал, что их, возможно, принимают за молодоженов, и его удивило, что эта мысль ему приятна.
За десертом он вспомнил о том, что они ни разу не заговорили о своей работе, будто с молчаливого согласия наложив табу на такие слова, как «карьера» и «работа», на время пребывания в этом уютном местечке.