– Может, мне пойти с тобой? – спросила нерешительно Олеся.
Ей явно не хотелось возвращаться в скалы, к какой-то там исходной точке, и её мало волновала истина, но зато сильно мучила совесть. Настя прочитала это по виноватому лицу Петрушенко.
С другой стороны, Рыжая сама выбор сделала, Леся не обязана её в этом поддерживать. Насте было немного обидно, но где-то она подругу понимала.
Спрятаться за ширму собственного малодушия гораздо проще, уютнее и, главное, безопаснее. А хорошенько подумав, можно посчитать собственную трусость мудростью и благоразумием, тогда и муки совести утихнут.
И Настя только улыбнулась.
– Нет, Лесёнок, это моё дело, моя война. И я сама буду с этим разбираться. Настя закинула на плечо рюкзачок, поправила куртку.
– А знаешь, Олеся, как хочется жить, когда кто-то желает тебе смерти? Я только теперь это поняла. Мы ведь не живём, а так… существуем. Просто ждём, когда пройдёт наше время. А в такие минуты… чувствуешь вкус жизни, чувствуешь, как кровь кипит от адреналина, начинаешь ценить каждую секунду. Страх научил меня ценить жизнь, Леся. Но пора уже заканчивать это. Всё слишком затянулось. Финальная битва! И сдаваться я не собираюсь!
– Ты – чокнутая, – с улыбкой покачала головой Петрушенко. – Имей в виду, вояка, если к пяти часам вечера не вернёшься, я буду бить тревогу! Позвоню Сысоеву, и твоей маме тоже. Короче, всех на уши поставлю! Давай быстренько отделай этих «шаманов», и домой! Старт – финиш, – распорядилась Олеся.
– Да! – подтвердила Анастасия, открывая входную дверь. – И круг замкнётся…
***
В этот раз Настя избегала окольных троп. Шла торопливо, не особенно восторгаясь красотами природы, обгоняла иногда редких туристов.
Был уже конец сентября, довольно тёплого для этих мест. Однако стоило остановиться, и зябкий холодок тут же заползал под одежду.
На душе было тревожно. Но и страх, и осенний холод сейчас Насте не мешали, напротив, подгоняли вперёд. Оставалось в голове только одно – цель пути!
«Так или иначе, но сегодня я избавлюсь от этого наваждения!»
Возле Святогорского ключа остановилась, зачерпнула пригоршню воды, выпила. Монетку бросать не стала. Но мысленно попросила: «Святой Прокопий, защити меня от этой фурии! Не знаю как… Вам – святым – виднее с небес. Помоги мне одержать верх!»
Верующей Настя не назвала бы себя даже с натяжкой. Но она не отрицала, что существуют в мире некие могущественные и необъяснимые силы, которые управляют всеми процессами во Вселенной. Сегодня, однако, сама от себя такого не ожидала, но вот – обратилась с молитвой.
Пустынно было сегодня у Воронова утёса.
Вроде бы и дождя нет, и денёк хороший, тихий. Мрачноватый слегка, так ведь осень на дворе… С утра было прохладно, а сейчас солнышко пригрело, распогодилось так, что уже жарко стало.
Но у скал было безлюдно, тихо, и только последние осенние птицы – те, что из-за странного птичьего патриотизма не желали улетать в далёкие тёплые края – нарушали лесную тишину.
Настя не стала подниматься к вершине Воронова утёса, сразу пошла левее. Сейчас она примерно представляла, где должна находиться хижина «шаманов». Вскоре она наткнулась на ручей, по которому стремительно убегала от погони больше месяца назад.
«Значит, я на верном пути», – подумала Настя, и на душе вдруг стало как-то спокойно. Может, она просто устала бояться?
Пройдя ещё немного, осторожно ступая по мокрой и скользкой опавшей листве, Настя внезапно для себя оказалась прямо у знакомой каменной площадки.
Она сразу захотела спрятаться, но облетевший лес не мог дать ни малейшего укрытия. Рыжая даже растерялась, но, бросив взгляд вокруг, поняла, что таиться нет смысла. Никого здесь нет.
Настя спустилась вниз. Прошлась немного по каменному кругу, внимательно оглядывая всё вокруг, даже каждую трещинку у себя под ногами.
Странное чувство овладело Рыжей: будто стоишь у запертой двери, хочешь её открыть, но не знаешь, что может за ней оказаться.
Настя ещё раз осмотрелась.
Это было то самое место. В этом она не сомневалась.
Тот самый каменный круг. Вот здесь, в центре, в небольшом углублении горел костёр. И высился столб-треножник, к которому привязали несчастную жертву. Там, в стороне, у ручья была приземистая халупа.