– Ворон никого не боится! – с вызовом бросила в лицо этому гаду Настя.
Она сейчас сама была готова в это поверить. Ей надо было верить хотя бы в Эливерта. Потому что от собственной смелости уже не осталось даже тени. Надо было говорить дерзко, гордо подняв подбородок, стоять натянутой стрункой, расправив плечи, несмотря на сведённые за спиной руки, и не отводить взгляда. Это был единственный шанс не сломаться окончательно, не впасть в истерику, не потерять себя.
– Боится… – покачал головой Секач. – Потому что знает меня. И ты боишься тоже. Ты ведь тоже знаешь, кто я? Знаешь, как меня называют?
– Свиньёй, кажись! – хмыкнула Романова, пытаясь изобразить одну из презрительных гримас Эливерта.
Секач замахнулся неторопливо и наотмашь ударил её по губам. Не так чтобы очень сильно, но в голове зазвенело, в глазах радужные круги заплясали, и во рту тотчас появился солоноватый привкус крови.
Опять по несчастной головушке!
Впору было потерять сознание. Но падать в обморок в компании этих головорезов, было ещё страшнее, чем оставаться в сознании. Хотя, очень может быть, что скоро она будет мечтать о том, чтобы забыться и не чувствовать, что с ней творят.
Словно подтверждая эту мысль, Лахти покачал головой:
– Зубастая, значит… Смелая. Ты не торопи время! Успеешь ещё, всё успеешь. И смелую из себя построить, и порыдать, и покричать. А потом будешь умолять, чтобы мы дали сдохнуть поскорее твоему атаману, и тебе самой! Но мы спешить не станем. Я слишком долго его искал. А тебе просто не повезло, золотая девочка. Жаль, да ничего не поделаешь! Ну что, пойдём проверять, действительно ли ты золотая? Сколько ты стоишь в глазах Эливерта?
Прокравшись по лесу, они обошли мельницу со стороны холма. Звонкие ручьи, весело подпрыгивая на камнях, торопливо бежали вниз по склону. И это журчание заглушало шаги разбойников, и без того острожных, как волки.
Лахти что-то шепнул похитившему её бородачу. Он и ещё один, из шедших впереди, свернули в сторону и направились к сараю, притулившемуся позади мельницы. Остальные двинулись к бревенчатому пирсу – прокравшись по нему, можно было оказаться у самого крыльца.
«Решили окружить дом и отрезать пути к отступлению», – догадалась Настя.
Сейчас она насчитала семеро лиходеев. Получалось, что всего в шайке девять человек. Не сходилось как-то…
Кляп ей вернули, а вот руки так и не связали. Но с двух сторон Настю конвоировали молодчики, один вид которых отбивал желание куда-нибудь ринуться.
Деревянный настил, узкий и местами довольно скользкий от набегавших волн, не позволял идти всем сразу. И шайка быстро вытянулась в цепочку.
Один из двух конвоиров тотчас вывернул ей руку, так что захотелось взвыть.
Осторожно, как крысы, они пробирались мимо мельничного колеса, всё ближе к террасе и входу в дом.
Настя шла понуро, как уставший от работы мул. Она понимала, что все речи Лахти имели только одну цель – напугать её, повергнуть в отчаяние. И ему удалось добиться своего.
Он вообще мог ничего не говорить. Насте было достаточно вспомнить, как вздрогнул Эливерт в доме Ферлаада, узнав, кто идёт по его следам. Или просто посмотреть по сторонам.
Она всё отчётливее понимала – это конец всему. И молить Небеса можно только о том, чтобы всё закончилось поскорее. Но каждый раз, когда Настя поднимала глаза на окружавших её бандитов, и эта слабая надежда таяла.
Тот, кто сказал однажды, что ожидание смерти, хуже самой смерти – несомненно, был прав. О, а как же хочется жить!
Ещё вчера они с Эливертом считали себя везунчиками… Куда делась та удача?
Но ведь он всегда находит выход даже из самых безнадёжных ситуаций. Он, гад такой, просто обязан придумать что-нибудь!
Да, знал бы ещё Ворон, что уже пора искать этот выход… Он ведь там греется себе у камина и не подозревает, что его потихоньку берет в кольцо банда лютых отморозков.
Позади кто-то оступился на скользких брёвнах, чуть не свалился в воду и налетел на конвоира Рыжей. Тот едва удержался на ногах, выругался в полголоса, пытаясь вернуть себе равновесие. На одно короткое мгновение он выпустил Настю из своих лап.