Я очень любила и люблю клюкву в сахаре, но в тот момент принять клюкву из рук Сережи – Гамлета не посмела.
Поступая во ВГИК на актерский факультет, я дрожала как осиновый лист. К этому дню, впервые в моей жизни, мне сшили в ателье на заказ платье из крепдешина.
Мне было тогда семнадцать лет. Хорошо помню время экзаменов, как волновалась мама (папа ничего не знал о моем решении встать на тернистый путь служения кинематографу).
На отборочных экзаменах нас просили играть этюды, а я уже года три играла в самодеятельном театре и, конечно, знала, что это такое.
В этюде мне досталась роль продавщицы в магазине. Я живо представила себе продавщицу в нашем поселковом магазине и на все просьбы покупателей отвечала обоснованным отказом, занимаясь все время собой и своей прической.
На основной отборочный экзамен по актерскому мастерству, где будут мастера, я приготовила стихи Заболоцкого «Журавли».
Никто не предупреждал, что одновременно со сдачей экзаменов нас будут проверять на фотогеничность, то есть снимать.
Я открыла дверь и вступила в ярчайший свет. Никогда до этого я не снималась и была пригвождена от ужаса к месту. Откуда-то сбоку спросили:
– Так сколько вам лет?
А я молчу. На меня буквально столбняк напал.
– Вам семнадцать? – кто-то из сверкающего мира пытался мне помочь.
– Угу, – все, что я могла вымолвить.
– Ну, прочтите, что вы для нас приготовили, – уже вяло попросил кто-то.
Еще секунда – и меня прогонят. Я зажмурилась и начала читать:
И тут только я поняла, что мне очень хорошо читать, когда я не вижу ничьих глаз. Более того, я стала четко видеть внутренним взором и журавлей, и черное зияющее дуло, которое поднялось на красоту.
Я закончила читать… Было тихо-тихо, и кто-то сказал: «Спасибо».
Боже мой, сколько ребят поступало, и как мало нас осталось. В первый день учебы, счастливые и взволнованные, мы собрались в мастерской для знакомства друг с другом и мастерами.
Первой встала девочка с длинной русой косой, высоким лбом и светлыми глазами.
– У меня очень смешная фамилия, – сказала она. – Я – Наташа Белохвостикова.
Легкий смешок прошелестел по рядам.
Встала другая девочка со стрижкой и бойко сообщила:
– И у меня фамилия смешная. Я – Наташа Гвоздикова.
Все захохотали.
Поднялась со своего места еще одна девушка с тонкими, необыкновенно выразительными азиатскими чертами лица.
– А я – Наталья Аринбасарова.
Четвертой встала я:
– Меня тоже зовут Наташей, фамилия у меня не смешная – Бондарчук.
Позже наш курс так и прозвали: «Курс четырех Наташ». Курс объединил будущих актеров и кинорежиссеров. На актерском факультете учились: Николай Еременко, Толгат Нигматулин, Вадим Спиридонов, Александр Сныков, Сергей Малишевский, Игорь Вознесенский, Гарри Чирева, Юрий Николаенко, Анатолий Переверзев, Нина Маслова, Надя Репина, Ира Азер, Ольга Прохорова. На режиссерском были Майя Симон, Борис Шадурский, Борис Фрумин, Семен Галкин, Леонид Бердичевский, Валерий Харченко, Ходжа Нарлиев, Роман Виеру, Мухаммед Абуель Уакар, Александр Рехвиашвили. Вторично учились, уже на режиссерском факультете, Сергей Никоненко и Николай Губенко. В тесном сотрудничестве с Сергеем и Колей я сделала большинство своих работ на сценической площадке.
Учитель
Учитель! Какое великое, всеобъемлющее понятие. Учитель – тот, кто подаст тебе наилучший совет, тот, кто поведет к знанию, тот, кто явится примером, кого почитаешь и сердечно любишь. Великий закон, связующий малое с большим, большое с великим, и так – к бесконечности. Герасимов оставил завет своим ученикам: «Художник должен быть одержим идеей усовершенствовать мир».
С детства кинематограф вошел в мою жизнь и стал полноценной ее частью. Фильм «Молодая гвардия», вышедший на экраны в год моего рождения, дал главные устои всей моей жизни и во многом ее определил.
Такие понятия общечеловеческого значения, как верность, преданность, неустрашимость, сопротивление общемировому злу (носителем которого в фильме является фашизм) сразу вошли в мое детское сознание.
Сегодня я спрашиваю себя, а много ли у нас таких картин? Много ли их в мировом кинематографе, где так четко и глубоко выражена идея самоотречения во имя общего блага? И отвечаю: нет, их очень и очень мало! Но как они нужны формирующейся душе! И потому мы должны беречь такие фильмы как сокровище.
Более всего Герасимов ценил качество мысли в классических произведениях, в студенческих работах, в актерской игре. Обучая нас, актеров, он настаивал на первенстве мысли. «От мысли к действию, а не наоборот, – говорил он, – можно внешне ничего не делать, но мыслить, и на это будет интересно смотреть».
Так как отношения между моими родителями не сложились и я на долгие годы потеряла контакт с моим любимым отцом, часть отеческого, так необходимого в юности тепла подарил мне Герасимов.
Герасимов старался привить нам любовь к классическим произведениям, прохладно относясь к любым иным. Мы учились на классике. С конца первого курса обучения нам были доверены такие шедевры, как «Отелло» Шекспира, где в роли Дездемоны выступила Наталья Белохвостикова, и «Мертвые души» Гоголя, где мне довелось в семнадцать лет играть Коробочку, а Коле Еременко – Плюшкина.
Со второго курса мы приступили к работе над «Красным и черным», даже и не мечтая воплотить эти образы на экране, но через пять лет наш учитель поставит спектакль «Красное и черное» на сцене Театра киноактера, а потом и четырехсерийный фильм, где эти же студенческие роли достанутся нам: Наталья Белохвостикова сыграет роль Матильды де ля Моль, Николай Еременко – Жюльена Сореля, а мне будет доверена моя любимая госпожа де Реналь.
К концу второго курса началась работа над романом А. Толстого «Юность Петра».
Помню репетицию и работу с Сергеем Апполинариевичем над ролью царевны Софьи. Он видел ее натурой страстной, мощной, соответствующей самому Петру по силе характера.
Он снимал только то, что хорошо знал и любил, будь то Байкал в фильме «У озера», или уклад дворянской семьи XIX века в романе Стендаля, или то, как готовится тюря в глухой деревне… Настоящее искусство, учил он нас, рождается из правильно подобранных деталей, как мозаичное полотно.
Вместе с ним трудились такие же самоотверженные люди. На «Красном и черном» оператор Роман Цурцумия в каждом кадре добивался тональности, присущей великим живописцам, Элла Маклакова с особой тщательностью создавала костюмы. Все были заняты творчеством, и всех объединял талант учителя.
Зная его удивительный дар чтеца, мне удалось снять учителя в телевизионном фильме-концерте «Медный всадник». Пожалуй, никто, кроме Герасимова, не мог так точно передать пушкинское слово. Он весь был захвачен грандиозностью образов и творил, иногда даже не справляясь с нахлынувшими на него чувствами. Помню, никак не давалось ему одно четверостишье о помешавшемся от горя Евгении:
На этих строках Сергей Апполинариевич срывался и рыдал. И только с третьего дубля Герасимов взял «пушкинскую высоту» и прочел эти строки на пределе чувств.