– Илуська, ты там с ней помягче… Я тебя знаю, ты характером не в меня, а скорее в нее уродилась.
– Лучше бы в тебя. Папа, у тебя пуговица вот-вот оторвется.
– Я знаю.
Отец сам оторвал пуговицу и сунул в карман. Илона подумала: сколько же лет он носит это зимнее пальто, эту шапку-ушанку из искусственного меха? Неужели за все время существования семьи не удалось выкроить денег хотя бы на новую шапку?
Это был очередной этап поисков материнской вины перед семьей, перед отцом, перед ребенком.
– Давай я провожу тебя, – сказал отец.
Илона еще днем уговорилась встретиться с Яром. И сейчас ей пришло в голову, что показывать Яру отца, одетого по-нищенски, пожалуй, не стоит. Яр-то всегда был одет с иголочки. Сразу же стало стыдно за эту мысль.
– Давай лучше я тебя провожу до остановки, – предложила она.
Не то время, не та погода, чтобы гулять по парку, время от времени присаживаясь на лавочку, – так сказала она себе. Домовая кухня уже закрыта, открыта булочная, там тепло – но стоять и разговаривать в булочной – как-то странно.
Они упустили троллейбус и минут десять ждали следующего. Отец придерживал рукой полу пальто – из-за оторванной пуговицы она все время отлетала. Илона подумала: если уж он твердо решил не возвращаться, то пусть бы нашел себе хорошую женщину, а она постаралась бы с этой женщиной поладить. Такую, чтобы забирала у него зарплату и сумела скопить деньги на новое пальто и новую шапку. Потому что сам он явно не в состоянии.
Это тоже было камушком в материнский огород.
Потом Илона встретилась с Яром и рассказала ему новость про Лиду.
– Ну вот, все очень даже хорошо складывается, – сказал Яр. – Хорошая бабушка – на вес золота. Передай Лиде – я за нее рад.
– А у тебя как?
– По-прежнему. Я приходил мириться – что-то не получается. Вот так, крошка, не выдержали мы испытания. Где Лида будет жить?
Илона объяснила, как умела, задумку насчет кооперативной квартиры.
– Это долгая история, – сказал Яр. – А ей уже скоро рожать. Передай Лиде – пусть немедленно становится на очередь и просит комнату в коммуналке.
– Яр, это же ужасно – жить в коммуналке!
– Крошка, пусть сделают, как я сказал, – голос Яра вдруг стал жестким, чуть ли не металлическим. – Встать на очередь немедленно. И нужно письмо от редакции, нужно письмо из райкома комсомола – она же общественница.
– Яр, там же очередь в десять километров!
– Крошка, пусть они немедленно подают заявление. Немедленно. Немедленно.
Илона даже испугалась этой настойчивости, лицо Яра показалось ей окаменевшим, голос словно не изо рта выходил, а рождался как-то иначе – черед миллион крошечных дырочек на лице и на всем теле. Но это объяснялось усталостью Илоны – к концу рабочего дня, после стакана шампанского в цеху, с бригадой, еще и не то померещится.
Подойдя к своему дому и поднявшись по лестнице, она поняла, что открывать дверь квартиры не хочется. И позвонила соседям.
У них было веселое застолье.
– Вот, Толик – это Илона, Илона – это мой Толик! – с гордостью сказала Галочка.
Вид Галкиного мужа Илону несколько озадачил. По рассказам соседки она представляла себе Толика великолепным мужчиной – как Тихонов в роли Штирлица. А тут – долговязый парень в очках, и в каких очках! С толстыми мудреными линзами.
Кроме Толика, за столом сидели Галочкина институтская подруга Катя с мужем Витей и вырвавшийся на пару дней из деревни дядя Миша. Итого – шесть человек, три пары. Илона – седьмая и без пары.
Тетя Таня была совершенно счастлива – она как раз и мечтала о больших застольях. Она тут же усадила Илону, принесла ей чистую тарелку и прибор, наделила хорошим куском жареной рыбы.
Картонную коробку Илона не знала, куда девать, и приткнула на полу возле дивана.
– Что это у тебя? – спросила Галка.
– Еще не знаю. На Новый год получила.
– Так давай посмотрим!
Веревочку разрезали, газету размотали, и Илона достала из коробки вещь, о которой могла только мечтать: портативный кассетник «Спутник».
– Ничего себе! Вот это да! – услышала она. – Ну, здорово!
Илона лишилась дара речи. Она сразу вспомнила давнюю сценку за столом. Тогда она только-только начала ходить в «Аншлаг», и Буревой обнаружил у нее проблемы с дикцией. Магнитофон был просто необходим для работы, и Илона за ужином всего лишь намекнула, что хотела бы получить его ко дню рождения. Мать сразу вспомнила, что дочери нужно совсем другое – кримпленовое платье. Илона знала эти платья, и они ей не нравились, на ее взгляд, так могла бы одеваться Варвара Павловна. От кримпленового брючного костюма она бы, впрочем, не отказалась, но мать не понимала брючных костюмов – видимо, примеряла их на себя и осознавала, что на работу в таком ходить она не может, значит, и дочери это не требуется.