Выбрать главу

Федорин от санобработки отказался, только умылся наскоро и поел. Не давая себе упасть, бросился искать связь с частью, но скорее оказалось прыгнуть в подвернувшийся "Урал", ехавший примерно туда, куда следовало. Провалившись в сон, очнулся далеко за нужной развилкой, о чудике в кузове позабыли, а на свое замызганное офицерство и соответствующее отношение он не напирал. Пришлось вернуться гражданской попуткой на проспанный блок, где старший подсадил его на бэтэр небольшой колонны, шедшей куда-то через "родное" село, дававшее полку воду. Примечательно, что его нигде не задерживали, даже не спрашивали документов, потерявших вид. От села собирался в худшем случае брести пешком, пополнив в дороге запас патронов, благо хоть этого добра у всех было завались, но удачно встретились свои. Батальон обеспечения жил несколько обособленно, солдаты знали лишь, что на боевом выходе спецназ попал в засаду, войска двинулись на выручку и бились до ночи, перемолотив кучу "чич", но погиб командир первого батальона и кто-то потерялся или отстал. Приваливаясь к ужавшемуся сержанту, Федорин заснул, не дослушав рассказ. Полная трухи и прочего мусора голова безбожно елозила по погону недавно стиранной куртки водовоза, от старлея несло потом, но младший командир бережно поддерживал его за плечи, поставив автомат рядом с собственным между ног.

Для начала Федорин нашел целесообразным разжиться головным убором и обмахнуть берцы, идя на доклад. У ротных палаток курил на снарядном ящике Сомов в синей больничной робе и тапочках, с рукой на перевязи. Его слегка зацепило при отходе, и он решил отдохнуть недельку "на кресте", но ввиду скуки, пользуясь дембельскими привилегиями, уже на следующий день пришел к своим. Перед ним стояли на вытяжку два молодых бойца, о чем-то сурово допрашиваемых. Увидев командира, осклабившийся Сомов встал, бросив горящую папиросу.

-- Товарищ старший лейтенант! Выбрались, значит? Слава Богу, а то мы не знали уже, что думать... Я Шалееву сразу доложил, как чего, дальше они там сами решали.

Сомов оправдывался для порядка, вины в его голосе не чувствовалось. Да и за что?

-- Ничего, брось. Тут все в порядке?

-- Какой там... - сержант посерьезнел. - Вчера товарища майора Паляницу ранили, так он до вертушки не дотянул, а сейчас, бойцы вот слышали, по рации передали: Баранов на выезде убит.

-------------------------------------

Вечером пьяный Федорин в стекольниковской землянке, убранной "трофейными" покрывалами и набитой прочим барахлом, плющил о стол кулак:

-- Он из-за меня погиб, понимаете, вместо меня, пока я там по лесу бегал!..

Присутствующие большей частью молчали. В подробности федоринской истории не вникали, попал с группой в переплет, так на войне разное бывает. Паляница, мир его праху, с точки зрения командования тоже проявил самовольство, покрыв смертью и возможное взыскание, и награду, а с новой потерей тем более вряд ли станут копаться в том, что кончилось благополучно. Временный комбат-два, искушенный в службе, перехватил Федорина по дороге в штаб:

-- Слушай, уже столько намешалось, ты им много не говори. Мы тут свели к тому, что приказов на своей горе не слышали, связь прервалась, Виктор как старший двинул батальон на поддержку этим терминаторам. Когда выбыл из строя, Баранов заступил на его место, потому что был рядом с ним. Ты с мобильной группой совершил обход с целью разведки и отвлечения противника от основных сил. Примерно так ведь и было, если не лезть глубоко. Их уже не вернешь, а Баран вчера сам орал, что это он тебя с заданием отправил... От подвига до выговора один шаг, главное, держись твердо и четко коротко доложи. Трепать особо не станут, им бы сейчас зад прикрыть, а потом за геройство еще висюльку какую срубишь. Проставимся кому надо, командирам выгодно эту хрень в битву народов раздуть, так что будешь еще ветераном...

Но Федорина избавили от каких-либо выворачиваний - оказалось не до него. Жив, и ладно, пиши рапорт на всякий случай да иди служи. Экспедицию за доспехами никто, естественно, отряжать не стал, предоставив самому решать вопрос хоть со старшиной, хоть с самим начслужбы вооружения. Не заикнись он - списали бы в потери, как все загнанное невесть куда имущество, ГСМ, технику, провизию и боеприпасы. Утраченное числилось к тому же на Воронове, который в полк при нем вряд ли бы уже вернулся.

-- Ты это оставь, - обнимал его толстой лапой поддатый Зенкевич, - то ж малая судьба, незнамая. Думали, ты погиб, а тебя как раз уберегло, Серега вроде оказался молодцом, а его под пулю вытащило.

-- Малая? - тянул Федорин. - Малая, говоришь? А большая где?

Нежданно трезво Зенкевич ответил, сделав глазами вверх:

-- Там, - и для ясности ткнул в потолок пальцем.

-- В округе, что ли? Или в Москве?

-- Сам ты в Москве... На небе, брат. Пошли спать, завтра ведь твоя рота сопровождает...

----------------------------

Уезжали домой в конце мая, по сроку, задерживать командированных не стали. Оказалось, что федоринские броник с каской, валявшиеся в бэтэре и не подписанные, за сутки его безвестного отсутствия кто-то доблестно спер. Пришлось черкнуть, что были приведены в негодность, буквально разорваны кучным попаданием осколков и пуль, вследствие чего брошены на месте для облегчения выхода из окружения и транспортировки раненого на себе. Обошлось даже без пузыря, обычного "стеклобатона" - видно, много чего списалось по ведомостям на ту операцию. Сопровождение вскоре сняли, район был признан опасным и маршрут сместили к северу, где на первую же колонну напали "духи" и сожгли грузовик. Бывшие выездные батальоны до конца федоринского пребывания маялись вялым бездельем, текущими нуждами и обеспечением полка. Наградные представления и вправду отправили в группировку, откуда благополучно ушли дальше: погибшим - ордена Мужества, ему "За боевые заслуги", в просторечии "ЗБЗ". Он пытался найти Воронова, но того отправили из полевого госпиталя во Владикавказ.

По возвращении желающим сразу дали краткосрочный отпуск. Когда сын, второй день пропускавший школу, умчал перед семейным завтраком в булочную, Федорин спросил жену: